Она удивилась. Перри никогда ничего не забывал. Сегодня утром в «Долфин-Сквер», когда они пили одиннадцатичасовой чай, у Перри из рук выскользнула чашка и разбилась о пол тесной кухоньки. Перри застыл, уставившись на разбросанные по полу осколки.
– Я нынче сам не свой, – наконец сказал он.
Джульетта подумала, что он-то свой, просто его – двое, как две стороны вращающейся двери. Доктор Джекилл, позвольте представить вам мистера Хайда. Дуалист.
Тогда он ушел, предоставив ей подбирать осколки.
Сейчас он вздохнул и с заметным усилием взял себя в руки:
– Значит, это семейная драгоценность, досталась вам по линии матери.
Сидя под чудовищно горячей сушилкой для волос в парикмахерской в Найтсбридже и отдав руки на истязание маникюрше, Джульетта ощущала себя не столько Золушкой, сколько жертвой, приготовляемой на заклание.
– А, Айрис, дорогая! – воскликнула миссис Скейф, беря курс на нее; в кильватере миссис Скейф клубилось кружево. – Я так рада, что вы смогли прийти! Какие красивые серьги!
– Они остались мне от матери. После ее смерти.
Миссис Скейф обняла ее за плечи и утешительно сжала:
– Бедная, милая моя Айрис.
Сама миссис Скейф надела жемчуга – чокер из трех нитей в стиле королевы Марии. Она всегда носила что-нибудь на шее – шелковый шарф, какую-нибудь горжетку. Джульетта решила, что они скрывают под собой шрам, но миссис Амброз отрезала: «Дряблая шея».
В дальнем конце зала был установлен бар, вопиюще современный, сверкающий стеклом и хромом среди всего этого мрамора. Но миссис Скейф выхватила бокал хереса у проходящей с подносом официантки. («Не сутультесь, вы не в „Лайонсе“ служите!») Она вручила херес Джульетте:
– Держите, дорогая. А теперь пойдемте, я хочу вас много с кем познакомить.
О боже, подумала Джульетта. Вот оно.
Миссис Скейф резала толпу мощным ростром своего изобильного бюста, прокладывая канал для Джульетты, которая послушно тащилась следом. Ее несколько раз представили как «нашего маленького отважного штурмовика», и люди, с которыми ее знакомили, смеялись, словно это было что-то хорошее. Перри велел ей запомнить всех виденных гостей, но здесь было так людно и все имена сбивались в кучу… лорд такой-то, достопочтенный сякой-то, судья, член парламента, епископ и… Кларисса?!
– Достопочтенная Кларисса Марчмонт. Кларисса, милая, позвольте представить вам Айрис Картер-Дженкинс.
– Здравствуйте, Айрис, – сказала Кларисса. – Как отрадно видеть среди нас еще одно юное лицо, правда, миссис Скейф?
На ней было потрясающее платье. («Скиапарелли. Старье, конечно. Я не покупала ничего нового с момента объявления войны. Скоро буду ходить в лохмотьях».)
– Послушайте, Айрис, может, вы бросите свой херес где-нибудь и мы попросим бармена сделать нам по коктейлю? Не соблазнитесь ли?
– Почему ты сразу не сказала?! – пробормотала Джульетта, когда они потягивали что-то неописуемо сладкое и алкогольное и оглядывали зал.
– Я не знала! Это решили в последний момент. Не беспокойся, я не из девочек твоего любимого Перри, – засмеялась Кларисса.
– Он не мой.
Ах, если бы!
– Он решил, что я пригожусь – из-за папы.
– Папы? Ты про герцога?
– Если тебе так больше нравится. Он там. – Она кивнула на кучку мужчин, занятых очень серьезным разговором. – В этих фраках они похожи на пингвинов, верно? Как правильно называется группа пингвинов – стадо или стая?
– Толчея, по-моему.
Пингвины – комичные создания, подумала Джульетта. А в этих людях нет абсолютно ничего смешного. Они так или иначе возглавляют страну. А может, они прямо сейчас обсуждают, как будут делить власть, когда придут немцы?
– Папа ужасно правый и яростный германофил, – продолжала Кларисса. – Ты знаешь, нас ведь представили Гитлеру. В тридцать шестом, на Олимпиаде. – («Нас»?) – Так что я, конечно, выгляжу естественно в этой роли. Ты отлично держишься, у тебя совсем не ошарашенный вид. Хочешь курнуть?
Джульетта взяла сигарету из знакомой пачки с золотым гербом.
– Но ведь ты же не… ну, ты понимаешь? Ведь нет же?
– Одна из них? Боже мой, нет, конечно. Разумеется, нет. Не говори глупостей. Но мои сестры, конечно, да. И мама. И бедняжка Пэмми – она боготворит старину Адольфа. Мечтает от него родить. Ой, смотри, вон идет Монти Рэнкин. Мне надо с ним поздороваться. Серьги, кстати, ничего. Надеюсь, ты сможешь их оставить себе.
Кларисса ускользнула, и Джульетта почувствовала себя голой – не только из-за откровенного платья. Она пробиралась через толпу, ловя на ходу обрывки разговоров. «Немцы на Маасе… французы пытаются взрывать мосты… их войска набраны в колониях… нет той преданности… с голландцами покончено… Вильгельмина вот прямо в эту самую минуту плывет сюда…» Они пугающе много знали. Может быть, знали вообще всё.
Джульетта обнаружила, что вышла в соседний зал, – здесь тоже наливали, но, кроме этого, еще стоял накрытый стол. Еда была роскошная, явно не по карточкам.