В «Хэрродсе» Джульетта купила хлеб, масло, ветчину, которую прямо при ней срезали тонкими пластинками с окорока, толстый шмат чеддера, полдюжины яиц, банку маринованных луковок и гроздь винограда. Все это записали на счет Хартли – у него было какое-то соглашение с магазином (Джульетта подозревала, что не совсем законное) о покупках в обход карточной системы. Магазинный чек она аккуратно положила в сумочку. В бухгалтерии будут ворчать, что она пошла в «Хэрродс», а не в какой-нибудь другой магазин, подешевле, но Хартли на это плевал.
Она поела винограда, поставила чайник на плитку, уложила в камине дрова и растопку и развела огонь. Гость должен был прибыть не раньше чем через час. Она уже в который раз пожалела, что в квартире нет места для пианино. Конечно, пианистка она уже была никакая. Иногда она ходила в Дом вещания и практиковалась на рояле в одной из студий. У нее был граммофон, но это совершенно не то же самое – можно сказать даже, полная противоположность. Слушать, а не играть самой – все равно что читать написанное другими.
Она поставила Третий фортепьянный концерт Рахманинова – запись 1939 года в его собственном исполнении с Филадельфийским оркестром, – достала из сумочки конверт и снова перечитала записку, которую ей передала Георгина. «Фламинго доставят в девять вечера». Тоже мне, закодированное послание. Неужели они не могли придумать что-нибудь получше? Использовать шифр, если уж решились довериться бумаге. Неужели думали, что это сообщение останется непонятным для того, кто его случайно увидит? А тем более для того, кто его увидит намеренно? Джульетта вспомнила про Георгину. Прочитала ли она записку? Она вела себя невинно, как ягненок, но это ведь ничего не значит.
И разве кто-нибудь в здравом уме поверит, что ей должны доставить фламинго? Ладно бы попугая или канарейку – в зоологическом отделе «Хэрродса» наверняка продавались и те и другие. Но фламинго? Почему не просто «посылку» или «пакет»? Записку писал, конечно, Хартли – и от этого она еще больше раздражала Джульетту.
Она швырнула бумажку в огонь. Разумеется, ей привезут не фламинго. Это чех, которого доставят из Вены через Берлин военным самолетом. Ученый, что-то связанное с металлами – Джульетта на самом деле не хотела знать подробностей. Сейчас он подлетает к военному аэродрому в Кидлингтоне, а завтра к вечеру будет уже на пути куда-то еще – в Харуэлл, или в Америку, или в какую-нибудь малоизвестную глушь.
Недавно МИ-5 попросила Джульетту время от времени предоставлять им свое жилье под явочную квартиру. Поскольку она всю войну работала на них, они решили, что теперь могут притязать на ее лояльность. Держать явочную квартиру оказалось очень скучно – больше похоже на работу нянькой, чем на шпионаж.
Рахманинов умолк, Джульетта включила радио и мгновенно заснула. Проснулась она под бой Биг-Бена, возвещающий начало девятичасовых новостей. Опять Фукс. Кто-то стучал в дверь ее квартиры – деликатно, почти неслышно.
– Тут, между прочим, звонок есть, – сказала она, открыв дверь.
Она ждала обычных неразличимых людей в сером, но это оказались офицеры Королевского военно-воздушного флота – командир эскадрильи и, судя по просветам на погонах, командир группы. Разрази меня гром, подумала Джульетта.
Командир группы был красив грубоватой мужественной красотой. Во время войны он наверняка был неотразим. Но сейчас он не собирался любезничать.
– Мисс Армстронг? Сегодняшнее кодовое слово – «киноварь». А это мистер Смит. Насколько я понимаю, он сегодня ночует здесь.
– Да, правильно, – сказала она, открывая дверь пошире.
Офицеры отошли в сторону, и Джульетта увидела чеха, маленького и какого-то допотопного, между двумя людьми в форме военной полиции. Чех больше походил на арестованного, чем на перебежчика. Он был в пальто, слишком большом для него, и сжимал в руках потрепанный кожаный чемоданчик. Джульетта заметила, что он без шляпы. Мужчина без шляпы выглядит неожиданно уязвимым.
– Входите, пожалуйста, – сказала она ему.
Она накрыла стол для гостя.
– Полуночная трапеза. – Она попыталась подбодрить его. – Приятного аппетита. Кушайте, пожалуйста, мистер Смит.
Такое обращение показалось ей нелепым.
– Вы можете сказать мне, как вас зовут. Ваше имя, – повторила она громче. Похоже, он не знает английского. Ткнув в себя пальцем, она сказала: – Меня зовут Джульетта.
– Павел.
– Замечательно! – жизнерадостно произнесла она. И подумала: «Вот бедняга. Интересно, он в самом деле хотел оттуда выбраться или его „убедили“?»
Он уныло клевал еду. Кажется, она вогнала его в еще большую депрессию – он дернулся, попробовав маринованную луковицу. Он не захотел чаю и спросил, нет ли пива. Пива у Джульетты не было. Она предложила взамен виски, и он быстро выпил, поморщившись, словно вкус напомнил ему о чем-то таком, что он предпочитал забыть. После виски он достал из бумажника маленькую мятую фотографию и показал Джульетте. На фото была женщина лет сорока, преждевременно постаревшая от войны.
– Ваша жена? – спросила Джульетта.