Хозяйка лабиринта

– О, не беспокойтесь за меня, мисс Армстронг. – Он опять воздел руку папским жестом, на сей раз знаменуя отпущение греха. – Чего стоит вера, не способная выдержать нападки?

– Но доктрины – лишь прибежище, разве не так? Если мы признаем, что на самом деле все лишено значения, что мы лишь приписываем вещам смысл, что абсолютной истины не существует…

– Мы впадем в отчаяние, – тихо сказал Прендергаст, и его бульдожье лицо увяло.

– L’homme est condamné à être libre.

– Простите, мой французский несколько заржавел.

– Человек осужден быть свободным.

– Мы что, говорим про экзистенциализм? – спросил Прендергаст. – Про этих французов?

«Позвольте представить – Сартр», – подумала Джульетта. Сартром они еще не занимались. Слишком сложно для старших школьников, да и вообще для кого угодно. «Huis Clos». «Нет выхода». Радиопостановку этой пьесы передавали по третьей программе после войны. Алек Гиннесс и Дональд Плезанс. Постановка вышла неплохая.

– Нет. Не экзистенциализм. На самом деле просто здравый смысл, – сказала Джульетта. Она могла бы сказать «прагматизм», но решила обойтись без лишнего «изма», чтобы умаслить Прендергаста.

Он ласково накрыл ее руку своей:

– Нам всем довелось ходить долиною смертной тени[44]. Вам случается впадать в отчаяние, мисс Армстронг?

Почти никогда. Время от времени. Довольно часто.

– Нет, никогда. И вообще, если все бессмысленно, то отчаяние также не имеет смысла, правда?

– Да, но все это может унести человека в открытое море без руля и ветрил. Мышление и все такое.

Оба замолчали, задумавшись каждый о своем состоянии – без руля и ветрил или как-то еще. Джульетта незаметно убрала со своей руки тяжелую лапу Прендергаста. Он встряхнулся и сказал:

– Я считаю, Сократ вышел очень хорошо.

Джульетта поняла, что беседа описала полный круг и вернулась к программе «Позвольте представить». Как понятно из названия, это была серия передач об исторических личностях. Не путать с серией «А вы знакомы с…», предназначающейся для младших школьников. («А вы знакомы с пожарным?», «А вы знакомы с медсестрой?» и так далее.)

– Да, неплохо получилось, – согласилась она.

– Весьма радикален в некоторых отношениях, не так ли? Старшим школьникам это, кажется, понравилось.

– Они сейчас в том возрасте, когда начинают мыслить самостоятельно.

– Пока не увлекутся «измами».

– Мне самой понравился Чарльз Диккенс, – продолжала Джульетта. – Микеланджело их «разочаровал». Учителя сказали, что в листовке, сопровождающей передачу, было мало картинок, – вероятно, дело в этом. Кристофер Рен тоже хорошо пошел. Правда, там было про Великий лондонский пожар. Школьники любят катастрофы.

– Флоренс Найтингейл? – спросил Прендергаст.

– Мало материала. Неубедительно.

– Чосер?

– Скучно. Это старшие школьники сказали. У учителей по его поводу мнений не было.

– Оливер Кромвель?

– Этот сценарий я сама писала.

– Правда? О, прекрасно, это была отличная передача!

– Вы просто хотите сказать мне приятное.

– Какая вы остроумная, мисс Армстронг.

Комплимент или оскорбление? Впрочем, какая разница. От дальнейших мыслей на эту тему Джульетту отвлекло внезапное возникновение Георгины Гиббс. Можно подумать, она катается на бесшумных колесиках. Лицо Георгины Гиббс напоминало застывшую трагическую маску.

– Что-нибудь случилось?

– Простите, ради бога, что прерываю, но я решила, что плохие новости лучше сообщить сразу.

– Что такое? – спросила Джульетта с некоторым нетерпением.

Ей не привыкать к плохим новостям, – в конце концов, она пережила войну. А вот Прендергаст прикрыл рот рукой в ожидании какого-нибудь невиданного ужаса.

– Мисс Тимпсон… – сказала Георгина. И взяла драматическую паузу, в прошлом использованную прокаженной Маленькой девочкой.

– Умерла? – догадалась Джульетта, украв у Георгины величественный момент.

– Умерла? – эхом ужаснулся Прендергаст.

– Она плохо выглядела, я вчера ходила ее проведать, – сказала Джульетта.

– Бедняжка Джоан. – Прендергаст покачал головой, будто не веря. – Я думал, ей просто костную мозоль удаляют. Ну что ж, ей теперь лучше, чем нам.

– Будем надеяться, – мрачно-торжественно произнесла Георгина; ее охотно взяли бы на работу в похоронное бюро.

Черт, подумала Джульетта. Теперь «Прошлые жизни» повесят на нее – все, до победного конца. Она чувствовала, что у нее не хватит выдержки на всех этих Тюдоров, на их неустанную суету в постелях и на плахах.

– Мне надо бежать, – сказала она, бросая Георгину на попечение Прендергаста. А может, наоборот.

Теперь Джульетта раскаивалась, что отдала Джоан Тимпсон виноград, который уже кто-то ел. Знай она, что это последняя трапеза Джоан в сей юдоли, принесла бы ей что-нибудь нетронутое, незапятнанное. Возможно, Джульетта была последним человеком, с которым говорила Джоан в своей жизни. Если не считать больничного персонала. А может даже, если считать. «О, как мило», – сказала Джоан, отщипывая виноградину. Неплохо для последних слов.