Ее мать, конечно, лежала не здесь. Строго говоря, она уже нигде не лежала, хотя похоронили ее на кладбище Святого Панкратия под плитой с надписью «Она обрела свой вечный Дом». Семнадцатилетняя Джульетта выбрала надпись в тщетной надежде, что это правда – что ее мать теперь коротает время в компании Господа: по вечерам они вместе слушают радио или, может быть, играют в рамми. Джульетта до сих пор помнила, как торжествующе смеялась мать, кладя на стол веер выигрышной комбинации карт. Джульетте, впрочем, казалось маловероятным, что Господь Бог играет в рамми. В покер еще куда ни шло.
Туман мешал искать могилу. Могила была ничем не примечательная, а кладбище – большое. Джульетта совсем запыхалась к тому моменту, когда наконец нашла.
За участком никто не ухаживал, и могила имела запущенный вид. Вот что бывает, когда никто не знает, где ты похоронена. И тем более – если никто даже не знает, что ты мертва. Джульетта решила, что надо прийти в другой раз и привести могилу в порядок. Может, посадить какие-нибудь примулы. Хотя она точно знала, что заниматься этим не будет. Моя вечная нерадивость, подумала она.
Надпись на камне гласила: «Айви Уилсон. 1922–1940. Любимая сестра Мадж». Очень простая эпитафия, но ведь была война, и хоронить пришлось наспех. Я слишком многими перебывала, подумала Джульетта. Контрразведчицей Айрис Картер-Дженкинс, девушкой-сорванцом или даже оторвой. Мадж Уилсон, «любящей сестрой», опознавшей бедную Беатрису – ту самую, которая сейчас гниет в этой могиле под чужим именем. (Как странно было воскресить Мадж для визита к Филиппе Хоррокс в Финчли! «Любимая сестра».) Джульетта побыла и другими людьми, хотя на публике никогда в этом не признавалась. И еще, конечно, сама Джульетта Армстронг; в иные дни она казалась самой бесплотной из всех, хоть и была «настоящая». Но что значит «настоящая»? Разве не всё вплоть до самой нашей жизни – игра, обман?
«В могиле ты один – удобно»[53]
, подумала Джульетта. Впрочем, к маленькой горничной миссис Скейф это не относилось. Она на ложе из холодной глины была не одна. Ее вынудили разделить вечный покой с совершенно незнакомым человеком. Не считая собаки. Так что в этой могиле было довольно-таки неудобно. Невинность и вина, вынужденно соседствующие до Страшного суда. Две галочки по цене одной, подумала Джульетта. Ставим галочку.Она очнулась от забытья, заметив краем глаза какое-то движение. Почудилось ли ей, что в тумане промелькнуло что-то желто-зеленое? Она резко повернулась, но никого не увидела. И поспешила уйти с кладбища, спиной чувствуя приближение грозной опасности. Она почти ожидала, что вот-вот могилы разверзнутся и мертвецы помчатся за ней по Харроу-роуд.
К тому времени, когда она выбралась с кладбища и нашла «Виндзорский замок», Прендергаст и фройляйн Розенфельд уже ушли. Бармен без труда вспомнил их. («Сидели в закутке, взяли по полпинты стаута на брата».)
Джульетта поймала такси, доехала до Тотнем-Корт-роуд и оттуда пешком дошла до Шарлотт-стрит. Она так старательно делала петли и скидки, бросалась в темные боковые проулки и переулки, стряхивая предполагаемый хвост, что, усевшись наконец за покрытый грязной скатертью столик у Моретти, была совершенно измотана.
Она съела весьма подозрительный сэндвич с солониной в окружении обычных для Моретти обшарпанных посетителей. В памяти сами собой всплыли гренки с поджаренным сыром, которыми когда-то угощал ее мистер Моретти. Хлеб, давно ушедший, причем сразу в нескольких смыслах. Кончина Труди и почти сразу за ней похороны Джоан Тимпсон повергли Джульетту в болезненную печаль. Сегодня мертвые были везде – они вываливались из шкафа прошлого и наводняли мир живых. Похоже, пришел черед мистера Моретти.
Как страшно ему было, наверно, когда торпеда попала в «Звезду Арандоры». Потом некоторые намекали на трусость интернированных итальянцев – словно те могли бы спастись, но недостаточно старались. Они утонули в считаные минуты, – по-видимому, их оттолкнули от шлюпок немецкие военнопленные. (Но можно ли винить человека за инстинктивный эгоизм, заставляющий его стремиться к выживанию, пускай даже за счет других?)
Узнав о гибели «Звезды Арандоры», Джульетта попросила Перри выяснить, был ли мистер Моретти в судовых списках. Через несколько дней он пришел и сказал: «Мне очень жаль, мисс Армстронг, но, по-видимому, ваш друг погиб». Тогда она не заплакала, но сейчас у нее защипало глаза. Она закурила, чтобы остановить слезы.
– Я хотела бы заплатить, – сказала она армянину, у которого эта просьба, кажется, вызвала раздражение.
«Ты заплатишь за то, что сделала». Что, если теперь ей до конца жизни суждено поминутно озираться, ожидая, когда счет предъявят к оплате? Последняя расплата.
Когда Джульетта вернулась на Портленд-Плейс, на столе в кабинете ее ждал сценарий. «Тюдоры. Часть I».