Хозяйка Мельцер-хауса

– Ах, эта дурацкая история с русским военнопленным, – тихо напомнила Мари. – Но не хочется думать, что Ханна забеременела от этого парня.

– Бог ты мой! – прошептала Китти. – Как интересно! Русский? И Ханна с ним спа…

– Пожалуйста, попридержи-ка – хоть один-единственный раз – свой язычок, Китти! – умоляющим тоном произнесла Алисия. – Ну наконец! Звонок. Это доктор Грайнер. О, что с моими нервами! Еще одной такой ночи я не вынесу…

Она опустилась на стул, а поскольку ни Августы, ни Гумберта, ни Эльзы не было, Мари спустилась, чтобы открыть.

Доктор Грайнер, несмотря на свой преклонный возраст и столь поздний час, пришел на виллу своим ходом, его не остановил даже моросящий дождь. Открыв дверь, Мари увидела большой черный зонт, трепыхающийся на ветру.

– Добрый вечер, – раздалось из-под зонта. – Или вернее, доброе утро. Я так и думал, что это может случиться. Но давайте короче. Где он?

Мари помогла ему снять с себя плащ и взяла шляпу.

– Нет, это не мой свекор, слава Богу, он в добром здравии. Речь идет о Ханне.

Доктор Грайнер достал носовой платок, чтобы протереть мокрые очки, но остановился.

– Ханна? Кто это?

– Девочка с кухни. Вы же не раз ее видели, господин доктор. Темные волосы, карие глаза. Когда Гумберт был на фронте, она иногда подавала на стол.

– Ага!

Казалось, его это задело. Как бы он ни был близок с семьей, вытаскивать его из постели посреди ночи из-за какой-то служанки все-таки было неприлично.

– А что с ней? Лихорадка? Несчастный случай?

– Она почти истекла кровью.

Он надел очки, поправил их на носу и сделал недовольный вид.

– Что, сотворила ангелочка?

Мари всегда очень ценила старого доктора, его самоотверженную работу в лазарете, которая порой была выше его сил. Однако сейчас она была готова наброситься на него с кулаками.

– Пожалуйста, помогите нам, господин доктор, – произнесла она так любезно, как только могла.

– Только потому, что меня просите вы, молодая госпожа.

Им пришлось пройти через лазарет на второй этаж, где доктор с изысканной учтивостью поприветствовал всех дам.

Иоганн Мельцер уже удалился в свою спальню, не желая принимать участие в – как он выразился – «женских штучках».

Доктор ненадолго задержался наверху у Ханны. Когда он снова появился в столовой, то пожал плечами и сказал, что, по его мнению, требуется подождать.

– Я сделал ей укол, поможет ли это, известно одному Господу Богу. Вы можете положить ей на живот лед. А если серьезно, некоторые солдаты потеряли намного больше крови, но не устраивали из-за этого такого спектакля!

– Мы бесконечно благодарны вам, доктор Грайнер, – сказала Алисия. – Для нас очень важно, чтобы все произошедшее осталось между ними.

Доктор ответил, что это само собой разумеется, ведь его долг – хранить врачебную тайну.

– А теперь я хотел бы попроситься у вас на ночлег, мое дежурство в лазарете начинается ровно через четыре часа двадцать минут, так что идти домой нет смысла…

– Ну конечно, конечно. Вас устроит диван в кабинете моего мужа?

– Я бы заснул даже стоя, прислонившись к башенным часам, милостивая госпожа.

Мари позвала Эльзу, чтобы та принесла подушки и свежее постельное белье, и натолкнулась в коридоре на чью-то темную фигуру. Это была Мария Йордан – в пальто и шляпе, с дорожной сумкой в руке.

– После сегодняшних происшествий я решила подыскать себе новую работу, – обратилась она к Элизабет. – На днях я приду за своими бумагами.

Она высокомерно кивнула присутствующим, повернулась и пошла вниз по лестнице. Никто ее не остановил.

15 декабря 1917 года

Мой любимый,

твое короткое послание из Фландрии мы все прочли с чувством большого облегчения. Я каждый вечер молюсь о том, чтобы судьба была благосклонна и даровала мне тебя. Ах, ты знаешь, что я предпочла бы быть рядом с тобой, чем сидеть здесь без дела и ничего не делать, кроме как ждать. Почему у меня нет крыльев, на которых я могла бы долететь до тебя? Почему полет мыслей не может унести меня к тебе? Ну хватит – я наберусь терпения, как тысячи других женщин.