Хозяйка Мельцер-хауса

Фарфор звякнул, когда она подняла поднос. И вновь она задела косяк, в том же самом месте.

– Пожалуй, будет лучше, если будет подавать Ханна, – со вздохом произнесла Лиза.

Мари была не согласна, но спорить не хотела. Ханна должна выучиться на портниху, для нее это был неплохой шанс как-то продвинуться вперед и занять более высокую должность. Она была слишком хороша, чтобы тратить время на кухне и быть на вилле девочкой на побегушках.

Поднявшись со своего места, Лиза посмотрела в окно и пришла в ужас:

– Фу, какой густой туман, как гороховый суп! Поезд как пить дать опоздает. А мы все будем стоять на перроне, поджав ноги, и замерзать.

– Как трогательно, что господин Винклер приехал на виллу, несмотря на туман, – заметила Мари. – А ведь мы могли бы заехать за ним в приют.

– Последнее время он жил где-то в другом месте, – сообщила Лиза, подавляя гнев. – Фрау Йордан решила, что его присутствие в приюте может повредить ее репутации.

– Вы только посмотрите, – возмутилась Мари. – Не рановато ли ей пришло это в голову?!

Она кивнула Лизе и поднялась на третий этаж взглянуть на своих близняшек. Они кинулись к ней, еще не переодетые, но, по крайней мере, уже умытые и кое-как причесанные.

– Она мыла нам уши. Очень сильно. С мылом!

– А я всегда должна надевать шерстяные чулки!

– А наши снеговики убежали…

Мари пообещала поиграть с ними после обеда, когда вернется с фабрики, а еще почитать что-нибудь из новой книги.

– Но только если вы уберете все игрушки!

Дети были явно не в восторге. У роскошных рождественских подарков был один недостаток: Роза настаивала на том, чтобы каждый маленький винтик, каждая кастрюлька или кукольная ложечка вечером лежали на своем месте.

– А что подумает папа, когда вернется домой и увидит, какой вы устроили беспорядок?

– Фффф.

Додо выпятила нижнюю губу, Лео закатил глаза:

– Папа! Да его же нет вообще!

– Пссст! – толкнула его Додо. – Ты не должен так говорить, Лео!

Внизу, во дворе, послышался звук мотора, и Мари отложила свое наставление на потом. Детям было очень трудно сохранить веру в скорое возвращение отца, ведь они не помнили Пауля.

В прихожей собралась вся троица. Выходило так, что они вместе садятся на поезд до Берлина. Фройляйн Шмальцлер и Себастьян Винклер намеревались провести там ночь в гостинице, а на следующий день отправиться дальше на северо-восток. Для Гумберта Берлин уже был местом назначения.

– Поди сюда, – позвала Гумберта повариха. – Вот. Это я приготовила вам в дорогу. Осторожно с бутылками, это кофе с молоком. А в пакете вареные яйца.

Мари остановилась на лестнице и почувствовала, как и ее охватило печальное настроение, которое неизбежно сопровождало все прощания. Фанни Брунненмайер заботилась о Гумберте, как мать, и ей, конечно, было очень больно отпускать его. Однако она была не из тех, кто любит демонстрировать свою печаль, кроме того, именно она, насколько Мари знала, подтолкнула Гумберта к этому шагу.

– Фрау фон Хагеманн сказала, чтобы вы спускались, она уже завела мотор. И она просит вас уложить багаж.

Щеки у Эльзы раскраснелись, она чувствовала себя сегодня очень важной персоной, ведь после ухода Элеоноры Шмальцлер она одна из числа «ветеранов» осталась на вилле. Мари хотела посоветоваться с Алисией насчет того, как распределить обязанности персонала, но Алисия заболела, и Мари, скорее всего, придется принимать решение одной.

– Пора. – Элеонора Шмальцлер подошла к Мари, чтобы пожать ей на прощание руку. – Желаю вам счастья, фрау Мельцер, самого большого счастья, какое только может быть в этом мире. Я знаю, как сильно зависит от вас процветание виллы. Я думаю обо всех своих близких и буду молиться за вас…

Мари держала ее холодную морщинистую руку в своей и говорила что-то, чего потом не могла вспомнить. Как странно выглядела бывшая экономка в своем сером дорожном пальто и старомодной шляпе. Вчера вечером она прощалась с Алисией. Последний разговор между ними был тихим и полным нежности, но Мари не знала, о чем они говорили. У входа в кухню Гумберт и Брунненмайер заключили друг друга в объятия, рядом стояла Августа, прикладывая к лицу носовой платок. Ханна тоже всхлипывала.

– Не могу поверить, что ты не хочешь ехать со мной. – Гумберт не желал отпускать ее руку. – Но кто знает. Я напишу тебе, и, может, ты все-таки приедешь. Я был бы рад, ведь тогда бы мне было не так одиноко…

Себастьян Винклер какое-то время с печальным лицом стоял среди прощающихся и, поскольку никто не обращал на него внимания, подхватил чемодан Элеоноры Шмальцлер и понес его вниз. «У него нет даже зимнего пальто, – с жалостью подумала Мари. – А весь его багаж состоит из одного-единственного узелка».

Он был славным человеком. Оставалось надеяться, что все сложится так, что он будет доволен, а может быть, даже счастлив.

– Ну что тут? – услышали они сердитый голос Лизы. – Вы хотите успеть на поезд? Тогда спускайтесь же, наконец!

Гумберт подбежал к Мари, чтобы попрощаться и с ней, потом быстро взял свой чемодан и сумку с провизией и выбежал на улицу.