Хозяйка Мельцер-хауса

– В Брюссель. Затем дальше на юг. Солдат Седльмайер!

Гумберт вздрогнул и встал, как учили, по стойке смирно. Лейтенант указал пальцем в сторону жилого дома:

– К майору.

– Слушаюсь, господин лейтенант.

Фон Хагеманн, майор и, как теперь знал Гумберт, знаменитый герой-любовник, сидел с двумя другими офицерами за длинным столом. Между кофейными чашками и тарелками господа разложили карты с маршрутом, по которому им было приказано следовать. Приказ этот, конечно, не был неожиданным, но в то утро, должно быть, он застал их врасплох. Вероятно, он пришел по телефону: в оккупированной стране повсюду прокладывали телефонные провода, так как существующим линиям не доверяли.

Фон Хагеманн поднял голову, глядя на вошедшего Гумберта, но выражение его лица не изменилось.

– Солдат Седльмайер, впредь до дальнейшего распоряжения вы назначаетесь моим денщиком. Поднимитесь наверх, служанка покажет вам мою квартиру. Почистите сапоги, мундир. И все соберите.

– Слушаюсь, господин майор.

Гумберт запретил себе думать о том, куда их пошлют. Ничего хорошего это ему не сулило. Он как дурак побегал в бабьем прикиде, а теперь снова вернулся к исходной точке. Его единственным утешением было то, что он был не один.

В начале пути они ехали по железной дороге, господа офицеры – на мягких сиденьях, а весь отряд – в битком набитых грузовых вагонах. От Невшателя они шли строем – день и ночь, под проливным дождем, минуя луга и перелески. На деревьях уже проклюнулись первые листочки. Где-то совсем далеко Гумберт слышал приглушенные гул и грохот, они нарастали, превращаясь в хорошо знакомые ему звуки боя: глухой шум выпускаемого снаряда, его тихий свист во время полета, потом звук вонзающегося в землю орудия и, наконец, грохот взрыва. Вдалеке в вечерних сумерках были видны отблески огня, красновато-желтые всполохи, которые появлялись и тут же гасли. В невысоком блиндаже, где им пришлось остаться до утра, они сидели, прижавшись друг к другу, и молчали. Кто-то заснул, некоторые пили. Фон Хагеманн, штабной врач и два лейтенанта разместились не лучше рядовых, прямо на влажной соломе. Фон Хагеманн предложил всем сигареты, в том числе и Гумберту.

– Завтра будет пострашнее, Седльмайер. Вот там ты сможешь показать, кто ты – мужик или баба.

Гумберт прикурил сигарету от зажигалки майора. Он редко курил и потому закашлялся.

На рассвете раскинувшийся перед ними пейзаж казался мрачным и пустым, словно они были на луне или где-то далеко в пустыне. Пушки ненадолго смолкли. Теперь, когда они двинулись в путь, враг, казалось, снова проснулся, грохот и гул возобновились и становились все громче, снаряды бороздили землю, оставляя на ней кратеры. На рассвете майор разделил своих людей. Разыскивая дорогу в запутанные лабиринты, куда они должны были попасть, солдаты растянулись цепью, чтобы не создавать ненужной толчеи. Гумберт шел за майором, почти оглушенный взрывами, свистом, шипением, ощущая мягкую, влажную землю под сапогами, оглядывая ее голую, испещренную бугорками и кратерами поверхность, порой натыкаясь на черный обгоревший остов дерева, потом на развалины, которые уже невозможно было узнать. Стоял запах сырой земли и дыма от пожара – смрадное дыхание смерти.

– Слезай! – крикнул кто-то, схватив Гумберта за воротник и повалив на землю.

Он пополз на четвереньках и оказался в узком проходе, по бокам обшитом досками, пол был выстлан деревянными планками. Это был окоп. В сравнении с тем ужасом, что творился там, наверху, эта яма в земле показалась ему убежищем.

– Тебя чуть не поймали, – проворчал фон Хагеманн. – Давай шевелись! Наша позиция дальше.

Гумберт, спотыкаясь, двинулся вперед, мимо солдат, грязных с головы до ног, мимо складов с боеприпасами, ящиков с продовольствием, спящих сослуживцев, полуобнаженных мужиков, ищущих вшей в своей одежде. Земля сотрясалась при каждом ударе, в ушах у него гремело, грохотали выстрелы. Смерть была вездесуща, она ходила за ними словно тень.

Самым странным было то, что Гумберт не потерял сознание.

14