Хозяйка замка Ёдо

Все наложницы были с дамой Ёдо весьма почтительны и держались в нескольких шагах позади неё. Тяте в тот день впервые за долгое время довелось столкнуться с дамой Кагой, и та, вопреки ожиданиям, всякий раз опускала глаза, встретив её взгляд, как будто выказывала искреннее уважение. На фоне прочих наложниц юность и красота дамы Каги привлекали взоры. Её лицо, ещё недавно являвшее собой ледяную маску, воплощение высокомерия и суровости, теперь сделалось нежнее, щёчки округлились, смягчив выражение и черты.

Дама Кёгоку, кузина и добрая подруга Тяти, вела себя на любовании цветущей вишней совсем как преданная служанка матери наследника Тоётоми. Её поведение по отношению к Тяте стало ещё сдержаннее, манера говорить — ещё почтительнее. В нежном личике Тасуко, которое так и светилось добротой, Тятя увидела странное очарование, трудно уловимое с первого взгляда, но куда более притягательное, чем прелесть юной Омаа.

Дама Кёгоку всё время норовила остаться в самом хвосте процессии. В час отбытия из Киото её паланкин несли перед паланкином тайко, однако, когда началось восхождение к вершине, Тасуко пропустила вперёд всех наложниц. После чаепития у павильона самурая из клана Масуда Тятя сделала кузине знак занять место рядом с ней, но дама Кёгоку ответила на это смущённой улыбкой и замедлила шаг.

Тятя, раздосадованная её робостью, произнесла приглашение вслух:

— Мы так долго не виделись, прошу вас, присоединяйтесь ко мне. — Она не понимала, почему высокородная дама Кёгоку идёт, точно какая-нибудь простолюдинка, позади других наложниц.

Второй чайный павильончик стоял в роще криптомерии на берегу шустрой горной речушки, в которой резвились караси и карпы. Третья остановка была сделана в роскошных чайных покоях, где всем знатным особам хватило места.

Четвёртый чайный домик тоже оказался настоящим дворцом. Возведён он был стараниями самого Юэмона Масуды в пяти тё[106] над подножием горы. Пятый, построенный Токудзэном, высился в окружении множества маленьких павильонов различных стилей, где расположились на отдых все участники процессии без исключения. Так, освежаясь время от времени чаем в домиках, сооружённых на всем протяжении дороги, процессия медленно продолжала путь к вершине горы Дайго.

Наконец все вышли на плато, с которого открывалась удивительная панорама. Весеннее солнце, нырнувшее было за тучи, снова выглянуло, пролило на землю тёплые струи света. Десятки придворных дам, прислужниц и ближайших вассалов тайко дожидались там прибытия участников праздника. На плато тоже цвели вишни; лепестки, облепившие неподвижным белым кружевом чёрные ветви, перекрещенные под синим небом, были здесь белее, чем в храмовых садах у подножия.

Среди деревьев стояли павильоны для чайной церемонии, гостей ждали изысканные яства, поданные прямо на траве. Пирующие переходили с одного места на другое, любуясь морем цветов, слуги подавали наилучшее сакэ из Каги и Хакаты, было тут и восхитительное рисовое вино, приготовленное монахами из Нары, и знаменитые напитки из самых разных провинций. Кукольники, уже и раньше развлекавшие знатную публику во время остановок в чайных павильонах, снова начали представление Бунраку[107] на плато.

Тятя сидела на циновках в окружении своих придворных дам и наслаждалась праздником. Вдруг ветер неведомо откуда принёс звон множества колокольчиков, едва различимый в весёлом многоголосье гостей. Тятино сердце преисполнилось странным волнением, она давно потеряла из виду Хидэёси с сыном и уж было подумала послать на поиски служанку, как вдруг заметила, что гости здесь и там расступаются, освобождая дорогу стайке юных прислужниц — у каждой в руке был колокольчик, каждая звенела в ритме шагов и звонко смеялась. В стайке девушек Тятя разглядела тайко и Хидэёри, тоже с колокольчиками. У одной прислужницы была повязка на глазах. Выставив вперёд ладошки, девушка бежала на звон колокольчика, пытаясь поймать кого-нибудь из участников игры в жмурки. Тятя с улыбкой наблюдала за игрой и не могла отвести взора от сына. Девушка в повязке как раз бросилась догонять маленького Хидэёри. Тот вдруг остановился на миг, огляделся и, увидев мать, припустил к ней, совсем позабыв об игре.

Тятя смотрела на сына, бегущего к ней под сводом вишнёвых веток в цвету. Мальчик что-то весело кричал, но она не разбирала слов за вспышками смеха и разговорами вокруг. Расстояние между ней и сыном быстро сокращалось, и сердце сладостно замирало — до того она была счастлива. Вдруг на ум ей пришла тревожная мысль, что это счастье, столь интенсивное, возвышенное и пьянящее, совершенное счастье, которого она никогда раньше не испытывала, будет быстротечным, словно интуиция ей подсказала, что грядут мрачные события, грозящие разрушить его без остатка. За тридцать лет жизни ни разу ещё подобная светлая, звенящая радость не пронизывала насквозь всё её существо и ни разу не была она во власти такой острой тоски при мысли о том, что, мгновение за мгновением, у неё отбирают эту всепоглощающую радость.