Хозяин

Рабочий одного из уральских металлургических предприятий, член партии с 1926 г. Н. А. Игнатов лишился партийного билета с такой формулировкой: «Установлено, что после ареста своего брата Игнатова делал ему передачи и поддерживал письменную связь и продолжает утверждать, что его брат арестован невинно»[855].

«За укрывательство мужа, врага народа […] за связь с ним после ареста и клевету на органы НКВД» исключили из партии пенсионерку П. С. Елохову из Лысьвы[856].

За поездки на свидание к осужденным мужьям, передачу им посылок были исключены из партии заведующая хозяйством артели живописцев из Павлово-Посадского района Московской области М. П. Глазунова, жительница Серпухова П. Г. Овсянникова, член ВКП(б) с 1932 г. из Щелковского района Московской области Е. В. Важенкова, Р. Б. Дурач из Таганрога (Азово-Черноморский край)[857]. А в деле ткачихи истомкинской фабрики Ногинского района Московской области Д. В. Стариченковой было записано: «Переписывается и морально поддерживает арестованного мужа»[858].

Из приведенных выше фактов вовсе не следует делать вывод, что в защиту репрессированных выступали исключительно их родственники. Не менее часто в этой роли оказывались друзья, знакомые, коллеги, т. е. люди, которые могли достаточно просто отойти в сторону и промолчать. Так, И. А. Каплан из Ленинского района Московской области после ареста «врага народа» Павлова приютила у себя его жену и «выражала ей сочувствие». Каплан исключили из партии[859]

.

Тогда же за поддержание связи с «арестованным троцкистом Яковенко» лишился партийного билета Г. Г. Коломеец, сменный механик гаража кунцевского завода № 46 (Московская область). «В своей переписке с Яковенко, — было зафиксировано в деле об исключении, — Коломеец заверяет разоблаченного врага народа, что он, Коломеец, остается его верным другом до конца жизни. Коломеец высылал троцкисту Яковенко деньги»[860].

Бюро Ростовского обкома ВКП(б) в марте 1938 г. утвердило решение об исключении из партии заведующего учетом Неклиновского райкома В. Г. Алексеенко, «который длительное время находился в дружеских отношениях с Вахольдером (враг народа). После разоблачения Вахольдера Алексеенко продолжал посещать семью Вальходера»[861].

В Дмитриевском районе Курской области был исключен из партии М. И. Клиндухов, главный механик Первомайского совхоза. Он, как говорилось в деле, «имел тесную связь с врагом народа Столяровым […] После ареста Столярова Клиндухов на автомашине совхоза вместе с женой Столярова ездил в Льговскую тюрьму для передачи заключенному вещей и продуктов, писал записку Столярову»[862]. Схожей была судьба члена партии Малышева из Красноуфимского района Свердловской области. Партийный билет у него отобрали «за связь с ныне разоблаченноым врагом народа Берсеневым». После ареста Берсенева Малышев защищал его, говорил, что он не враг, а «при исключении из партии жены Берсенева за связь и защиту троцкиста также взял под защиту ее»[863].

О степени типичности этих примеров в некоторой мере могут свидетельствовать следующие цифры партийной статистики: из 49 тыс. человек, исключенных из партии за первую половину 1938 г., насчитывалось более 26 тыс. «врагов народа», 4758 «пособников врагов народа» и 1041 «потерявших большевистскую бдительность»[864]

.

Огромное количество архивных документов и воспоминаний, содержащих информацию о реальном отношении населения СССР к репрессиям, о практиках приспособления и противодействия террору, ждут своих исследователей. При этом, конечно, нельзя забывать, что дневники и воспоминания писали немногие, а также учитывать разницу в социальном статусе и, соответственно, в настроениях привилегированных городских слоев населения и абсолютно бесправного, жестоко эксплуатируемого крестьянства, преуспевающих стахановцев и нищих неквалифицированных рабочих и т. д.

Априори, с большой долей уверенности можно предположить, что подавляющее большинство советских граждан хранили молчание и приспосабливались к требованиям режима. Многие были готовы поддержать его действием — сотрудничать с НКВД, писать доносы, обличать «врагов» на собраниях и т. д. В архивах сохранилось немало свидетельств такого рода. Истинные размеры этого явления требуют изучения. Однако даже если предположить, что доносы имели массовый характер, из этого вовсе не следует вывод, что они играли серьезную роль в эскалации террора, а тем более что «общественная активность» была фактором, заставлявшим сталинский режим активизировать террор.