Хозяин Амура

После весьма позднего ужина в нижнем зале осталось, коли не считать служек, лишь двое постояльцев этого дома. Первый, думный дьяк Иван Афанасьевич Гавренев, посланный Никитой Романовым в далёкую Сибирь, полусидел-полулежал за широким столом и, уронив голову на тяжеленный свой кулачище, неотрывно смотрел на огонь в камине. Разгорающиеся дрова умиротворяюще потрескивали, а тяжесть набитого после сытного ужина брюха клонила ко сну. Сегодня здешние повара помимо прочего подали ангарский пирог — запечённую под сырной корочкой рыбу с луком, чередующимися слоями со здешним земляным яблоком, именуемым картофель. Оказалось весьма вкусно, Иван Афанасьевич умял пирога сего аж с полблюда.

Теперь дьяк задремал, время от времени всё же лениво открывая глаза. Рядом со столом, ближе к камину в кресле развалился Дмитрий Строганов. Уралец тоже подрёмывал, отложив в сторону, на низенький столик, кожаную папку с бумагами, которую передал ему секретарь Сокола. Проекты соглашений постепенно будут согласованы, подписаны и тогда… Дмитрий вспомнил, как сердце его радостно забилось, когда Сокол предложил ему организовать на Урале оружейный завод под руководством его людей. Знатно!

Вдруг сзади загремела посуда — служки убирали со стола остатки трапезы. Гавренев обернулся с недовольным видом и, заметив, что один из служек схватился за блюдо с пирогом, немедленно рыкнул на него:

— Эй, харя селёдкина! Пирог ангарский оставь, окаянный, и морсу тоже! Да и проваливайте уж отседова!

Те немедленно и бесшумно испарились из зала.

— Якой ты, Иван Афанасьевич, голосистый! — устало рассмеялся Строганов и, тронув рукою папку, спросил дьяка:

— Ты мне лучше скажи, что об ангарцах думаешь? Что Никите Ивановичу скажешь?

— Скажу, что таких, как ангарцы, давить надо в колыбельке ишшо, иначе они таких дел наворочают, что волосья дыбом станут! — негромко, но уверенным тоном отвечал Гавренев. — А не людишек им слати.

— Ишь ты! — опешил Дмитрий. — А чего же так? Сокол же отказ от трона московского написал! Вона, грамота лежит.

— Коли будет нужда, — усмехнулся Иван, — ангарский князь ентой грамотке иное дело найдёт.

— Ты, Иван Афанасьевич, Никите Ивановичу сказывай всё, как есть! — заволновался Строганов. — Домыслы свои не приплетай! Неча напраслину возводить, зазря се!

— Не боись, — хмыкнул дьяк. — Лишку болтать не стану.

— Убудет с тебя приврать, — пробурчал в ответ уралец, встав с кресла.

Строганов в этот вечер решил непременно попасть на завод. На настоящий завод, где ангарские мастера льют сталь и собирают те машины, что дышат паром, у которых заместо сердца горяченный котёл.

«Назавтра буду Сокола просить о том» — подумал Дмитрий, чувствуя в теле великую слабость.

— Почивать я, Иван Афанасьевич, — проговорил он дьяку.

Тот не ответил — Гавренев сам уже похрапывал, навалившись на стол.

Посёлок Хабаровский. Слияние Уссури и Амура. Сентябрь 1645

Абсолютная темнота, и только резкие сполохи молний на мгновение освещают всё вокруг. Чёрная масса воды огромными, ревущими волнами одна за другой накатывала на корабль, чтобы опрокинуть его, утянуть в бездонную пучину и навсегда похоронить там. Дико свистящий ветер бил то в спину, то в грудь, стараясь завалить на мокрую палубу. Корабль уносило к берегу, который становился всё ближе с каждым новым вспышкой небесного разряда. Он видел громадные вершины гор, что темнели где-то там, вдали. Главное, не отпустить руки, не разжать пальцы. Держаться! Держаться…

Задыхаясь от плотных потоков воды, бьющих в лицо, он открыл глаза и… проснулся. Сердце его колотилось, будто хотело выпрыгнуть из груди, а дыхание словно стеснено от долгого бега. Выдох, втянуть воздух носом, ещё выдох. Уже лучше.

В душной комнате стояла звонкая, давящая на уши тишина. Только что была чудовищная какофония, а теперь ровно наоборот. Выбеленные стены и потолок резко диссонировали с недавними до жути чёрными картинками из сновидения. Странные сны посещали Сазонова последнее время и почти все были связаны с морем, бурным и негостеприимным. Прежде такого не было никогда.