Хозяин дубравы. Том 1. Желудь

Да вот беда — парень опасался того, что заврется. И его на этом поймают. Кроме того, момент был уж больно подходящим. Скоро Вернидуб уйдет к себе. И если все сделать правильно — эта легенда вырвется на оперативный простор, став настоящей информационной бомбой. Расползаясь от ведуна к ведуну, от рода к роду она уже через несколько лет охватит большую часть славян. Да и балтов, возможно. Что создаст крайне благоприятную среду для борьбы с сарматами. Они ведь никак не смогут противостоять этому удару.

И парировать не смогут.

А даже если захотят — вряд ли успеют. Хотя Неждан сомневался в том, что роксоланы или языги знакомы с методами информационной борьбы. Хотя бы такими топорными…

Изначально Неждан хотел подобрать для письменности какую-нибудь экзотику. Что-то красивое или необычное. Даже подумывал о какой-нибудь экзотике вроде слогового письма или иероглифов. Ну или хотя бы красивых «завитушек», подобных тем, которыми была сделана надпись на кольце всевластья. Но теперь время поджимало.

Так что парень, завершив возиться с горшком, взял кусок глины.

Положил ее на диск. Раскатал в ровный блин. И начал палочкой подбирать нужную графическую систему на основе привычной ему. Смело переделывая ее, пытаясь применить все свои скудные знания в этой области. Ибо он не был специалистом по данному вопросу. Ну так — чуть-чуть интересовался не более.

Вот он и сидел — писал.

Потом затирал.

Правил.

Снова писал и опять стирал.

Вернидубу же казалось, словно Неждана сам бог какой-то наставляет и поправляет, словно нерадивого ученика.

Через несколько часов возни Неждан закончил с набросками алфавита. Срезал его ниткой с гончарного круга, положив на пол перед собой. И сделав свежий блин — начал пробовать писать. Чтобы проверить — как вообще это все подходит.

Выходило занятно.

Словно взяли графику русского языка и «обработали напильником». Из-за чего часть литер выпало, а часть добавило. Например, звук «э» в праславянском присутствовал аж в четырех формах: краткой, обычной, долгой и носовой. И было бы странно записывать их совсем уж разными знаками. Ну и сам шрифт получился рубленный, лишенный округлостей.

Так, до ночи и просидели.

Вернидуб, как завороженный, смотрел на творящееся перед ним священнодействие. А Неждан кропотливо трудился. Пытаясь адаптировать привычную ему письменность под местные реалии.

— В дивные лета я живу. — тихо произнес ведун, когда они уже легли спать. — Никогда бы не поверил, будто увижу нечто подобное.

— Помощники мне нужны. — также тихо ответил парень, проигнорировав завуалированную лесть. — Сил и рабочих рук не хватает. Берусь за все подряд. Метаюсь.

— По новому лету потолкуем.

— Значится это лето пустым станет. Одному тяжело.

— Так тебя же оженить надумали. Вот жена и теща подсобят.

— Сам-то веришь в этом? Помощники… ха!

— Мила, хоть и нос вечно задирала, но головой не хворая. Она дочке хвост-то накрутит. Не переживай.

— Мужские руки мне нужны. Мужские. Помощники. Возиться с заготовкой сена и жита самому — значит все лето терять. Сам видишь — с железом возни много, как и тяжелого труда. Баб на такое тянуть? Они же надорвутся.

— Я с Борятой о том уже говорил. И с Красным листом, и с Серой векшой, и с братом. Сыщем мы тебе помощников. Дай только срок.

— Человек смертен. Хуже того — внезапно смертен. — произнес Неждан. — А ты — срок. Есть ли он у нас?

— По весне кто-то придет. Точно тебе говорю. Ты разве не видел, как глаза у Боряты горели, глядючи на твой топор?

— Я вот что думаю… — задумчиво произнес Неждан, снова вильнув в сторону своими мыслями. — Лодку нам нужно делать. И мосток, чтобы удобно было на ней отходить да приставать.

— Это еще зачем?

— Рыбу ловить. В ловушки ведь мелочь идет. А ежели лодка будет — большую попробую брать. С которой и еды больше, и кожи, и пузыря. Да и зимой ходить сподручнее.

— На лодке? Зимой? — ошалел Вернидуб.

— Доверься мне. — расплылся в улыбке Неждан. Впрочем, седой это не разглядел в той полутьме. От углей больше света не шло, а лучинку они потушили.

А нового витка разговора не получилось. О том, что замыслил делать легкую парусную лодку с балансиром, он не стал рассказывать. Сейчас. Как и о том, что ежели на зиму ей ставить по килю истираемый брусок «лыжни», то она может превращаться в буер, способный очень бодро идти по реке без опаски провалиться в полынью. Все потом. Завтра. Слишком уж он хотел спать…

[1] Судя по керамике как в Киевской археологической культуре, так и в ее наследника (Колочинской, Пражской и Пеньковской) где-то до VII века включительно славяне, проживавшие в районе Днепра и его притоков, гончарного круга не знали.