Читаем Хозяин урмана полностью

— Я не преувеличиваю. Росту в нем было, наверное, больше двух метров. Саша у меня высокий, а все одно гостю этому едва до уха достал бы.

— В самом деле, Гулливер какой-то!..

— Да, и в плечах — косая сажень, как раньше говорили. В двери-то боком проходил и пригнувшись! — Антонина Ильинична зябко передернула плечами.

— Надо же! — Я быстро прикинул: высота стандартного дверного проема как раз два метра, а ширина для входной двери обычно сантиметров восемьдесят. Если «лешак» проходил боком и пригнув голову, то был он никак не меньше двухсот десяти или даже двухсот пятнадцати сантиметров росту и плечи имел не менее девяноста сантиметров. Чудовище, а не человек! — И что же было дальше?

— Саша провел его в кабинет и закрыл дверь.

— И не представил вам?

— Н-нет… — Женщина снова растерянно посмотрела на меня, осознав новую необычную деталь в поведении мужа. — Саша только сказал: «Это очень важный человек, Тоня. Нам надо срочно поговорить…»

— А о чем они говорили, вы слышали?

— Нет. Я никогда не подслушиваю разговоры Саши, если вы об этом!

— Извините, Антонина Ильинична, не хотел вас обидеть. — Я совершенно искренне прижал руку к груди.

— Не слышала. Хотя и хотелось… Так, отдельные слова… Речь шла, по-моему, про какой-то скит.

— Наверное, про одно из современных староверческих поселений в тайге?

— Может быть… Действительно, этот… великан мог быть скитником!

— Почему вы так решили?

— Так он мало что здоровый, еще и зарос по самые глаза.

— В смысле?

— Ну, бородища у него лицо обросла почти полностью, да и волосы длинные, давно нестриженные. Он их шнурком в хвост затянул. И еще… — Женщина непроизвольно сморщилась. — Дух от него шел, как…

— …от бомжа?

— Нет. Как от зверя!

Теперь настала моя очередь удивляться.

— Уточните, пожалуйста.

— Ну, запах был похож, как… в зоопарке среди клеток с хищниками.

— Псиной, что ли, вонял?

— Нет, не совсем… Другим зверем… Не могу припомнить…

— Ладно. Позже уточним, если понадобится. — Я снова раскрыл блокнот. — И что же было дальше?

— Ничего. Они проговорили до ночи. Спорили, кажется. — Женщина потупилась, перебирая концы расшитого платка, накинутого на плечи. — Не дождалась я, когда он уйдет, ушла в спальню. — Она подняла на меня взгляд, полный сдерживаемых слез. — А утром Саша исчез!

— То есть ушел, пока вы спали?

— Не знаю! Может быть, он вообще не ложился…

Антонина Ильинична спрятала лицо в ладонях, плечи ее затряслись. Я не стал ее успокаивать, прекрасно зная, что лучше дать человеку выплакаться, выплеснув со слезами скопившееся нервное напряжение.

Плакала она недолго. Минут через пять выпрямилась, вытерла покрасневшие глаза концом платка.

— Дмитрий Алексеевич, вы мне поможете?

— Я постараюсь, Антонина Ильинична, — честно сказал я, пряча блокнот. — Вы разрешите мне осмотреть кабинет отца Александра?

— Конечно, пойдемте…

Комната на кабинет походила мало. Светлое квадратное помещение с беленым потолком и стенами — никаких новомодных обоев и потолочных плиток. Посередине — люстра на четыре лампочки. В красном углу, как положено, полка с ликом Сына Божьего, а на противоположной стене неожиданно обнаружилась внушительная картина с изображением среднерусского пейзажа. Более мелкие пейзажи висели в простенке между двух окон, прикрытых веселыми светло-зелеными занавесками. Слева от входа располагался вполне современный обитый кожей диван. Вдоль правой стены шел стеллаж с книгами, а левее стоял двухтумбовый старинный письменный стол под зеленым сукном с чернильным прибором и пресс-папье в виде скачущего оленя. Стопка бумаг, телефонный аппарат «Панасоник», брошенная шариковая ручка «Пилот». И два стула, валяющиеся на полу. Первый — прямо у стола, выглядывая из-за него спинкой, а второй как раз под люстрой. Возле стеллажа на полу лежали два увесистых тома Большой советской энциклопедии. Остальные тома заняли полторы средние полки, и было видно, откуда выпали эти два.

— У Александра часто такой беспорядок?

— Нет… Вообще не бывает… — Антонина Ильинична изумленно оглядывала кабинет. — Еще вчера вечером тут все было на месте…

— Так! — Я мгновенно подобрался. — Ничего не трогаем! Вызываем милицию.

— Зачем?!

— Налицо явные признаки проникновения.

— Но кто же?..

— Вот пусть специалисты это и выясняют. — Я набрал знакомый номер, проигнорировав всем известный «02». — Привет, Олежек!

— И тебе не хворать. — Голос Ракитина не вселял оптимизма. — Ну, что у нас плохого?

— Какой ты сегодня приветливый и жизнерадостный!.. — не удержался я.

— Еще один подобный звук, и я кладу трубку, — желчно пообещал Олег.

— Ладно, бука… Я звоню с места преступления.

— Убили кого?..

— Пока не знаю. Но пошуровали в кабинете предполагаемой жертвы основательно.

— Адрес?

— Яковлева, десять…

— Так это ж церковь старообрядческая!

— Именно.

— Ох, и горазд же ты, Димыч, на сюрпризы! — желчи в голосе Ракитина прибыло вдвое. И я его прекрасно понял: любое расследование, связанное с церковью, как правило, сильно осложнялось самими же служителями культа, требовавшими от органов предельного такта и соблюдения всех норм и канонов при сборе вещдоков и допросов участников следствия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза