Читаем Хозяин урмана полностью

— Целое озеро земляного масла… То есть я потом узнал, что так пахнет земляное масло. А тогда я набрал его в баклагу и принес в город. Показал ученому человеку Хлопотову, что живет у северной заставы и собирает травы. Он объяснил, что это такое, но когда узнал, из какой дали я принес это масло, махнул рукой…

Илькун вылил в рот остатки кваса, утерся рукавом рубахи и выжидающе уставился на собеседника. Михаил молчал долгую минуту, потом кликнул полового и потребовал каждому по чарке хлебного вина с солеными рыжиками и зеленым луком.

— Твой рассказ очень интересен, — тихо заговорил он, когда мальчишка убежал за заказом. — Но то случилось тридцать лет назад. Наверное, государевы люди давно все там разведали, заимку поставили?..

— Нет.

— Почему?!

— Городской голова решил, что озеро слишком далеко и мало, чтобы возиться с ним и торить туда дорогу.

— Но за тридцать лет здесь сменилось аж пять городских начальников. Неужели ни один из них…

— Просто я больше никому не рассказывал об озере. — Старик усмехнулся в седые усы. — Да и кто станет верить словам вечно пьяного ханти?

— А земляное масло? Ты же не забыл про него? — вкрадчиво улыбнулся Михаил.

Мальчишка-половой притащил чарки и закуску, получил свой грош и исчез.

— Я пробовал носить и продавать его, — с тоской произнес Илькун, — но почти никто не хотел покупать!..

— Так вот, — почти провозгласил Михаил, поднимая свою чарку, — ты нашел человека, который решил заплатить тебе за то, чтобы ты показал ему озеро земляного масла!


* * *

Вечером того же дня в торговом доме купца первой гильдии Евграфа Николаевича Кухтерина, от которого начиналась Почтамтская улица, собралось необычное общество.

В просторном кабинете хозяина на втором этаже с окнами на Новособорную площадь за большим столом, покрытым тяжелой атласной скатертью, сидели шесть человек. Сам Евграф Николаевич, рослый и крепкий сорокалетний мужчина, с окладистой, по сибирскому обычаю, бородой занимал место во главе стола. По правую руку от него сидели двое. Сухопарый, с большими залысинами и узким горбоносым лицом являлся управляющим делами купцов Кухтериных — Тимофеем Меликовичем Картозовым. Второй, румяный шатен с бойкими черными глазами, — Андрей Захарович Бурносов, доцент Московского университета, геолог и естествоиспытатель.

Слева за столом примостились еще три человека. Одним был тот самый молодой человек, что беседовал с остяком в кофейне Белобородова. И он выглядел из троих наиболее благопристойно. А вот последняя пара производила на окружающих гнетущее впечатление — вылитые каторжники. Оба кряжистые, заросшие бородами по самые глаза, одетые в латаные, вылинявшие суконные армяки прямо на голое тело. Они держались рядом, сидя у дальнего края стола и почти не глядя на остальных, и мяли в руках заскорузлые крестьянские шапки.

Все собрание помалкивало, пока дородная кухарка выставляла на стол самовар, стаканы в серебряных кольчугинских подстаканниках, большое блюдо с бубликами и корзинки со слоеными пирожками и песочным печеньем. Наконец она удалилась, Кухтерин кашлянул и предложил:

— Угощайтесь, господа. Почаевничаем, помолясь…

Каждый из присутствующих по очереди подошел к самовару со стаканом. Хозяин дождался, пока гости сделают по нескольку глотков и выберут прикуску к чаю.

— Итак, я вас слушаю, господин Селютин, — степенно произнес Евграф Николаевич.

Михаил отодвинул недопитый стакан и приосанился.

— Господин Кухтерин, я имею настоятельное желание и возможности отыскать в Васюганских урманах месторождения земляного масла, или, по-научному, нефти.

— Вы геолог, господин Селютин? — желчно поинтересовался Картозов.

— Для того чтобы найти в земле какое-либо полезное ископаемое, необязательно быть специалистом, достаточно найти знающих людей, — прищурился Михаил.

— Разумно, — кивнул Кухтерин.

— Так вот, у меня есть такой человек.

— У меня — тоже…

— Я имею в виду не геолога, господин Кухтерин. Он — проводник. Из самоедов.

Купец переглянулся с управляющим и Бурносовым.

— И каково ваше предложение?

Селютин снова принял важный вид.

— Разрабатываем месторождение на паях!

— Интересно… И каковы наши доли?

— Пятьдесят на пятьдесят.

Кухтерин откровенно расхохотался. За ним заулыбались и Картозов с геологом. А мрачные приятели Михаила посмурнели еще больше.

— Ну и фантазер же вы, господин Селютин! — выговорил, отсмеявшись, Кухтерин.

— И в чем же мои фантазии? — Михаил явно обиделся и слегка растерялся.

— Да в том, что перекуплю я завтра вашего проводника, и останетесь вы ни с чем.

Селютин сник. Некоторое время он смотрел в стол и крошил на скатерть сушку, а купец и его помощники с улыбками поедали пирожки и прихлебывали чай. Наконец Михаил вскинул голову.

— Вы этого не сделаете, Евграф Николаевич!

— Откуда такая уверенность? — приподнял бровь Кухтерин.

— Я навел о вас справки… Вы — честный человек.

— А вы?

— Я… Думаю, я смогу доказать вам свою порядочность, когда предоставлю все результаты экспедиции. Если, конечно, вы, Евграф Николаевич, поможете мне в ее организации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза