— Нет. Он потребовал, что взамен я должна уйти из атли навсегда. Мишель считает, что Влад — причина всех моих бед. Наверное, охотник хотел, чтобы я отреклась. Нам повезло, что он плохо разбирается в законах хищных.
А может, это обычная ревность? Кто их, древних этих, разберет? Склеились мозги за столько лет-то.
— Думаю, Мишель злится, что Влад его вокруг пальца обвел. Ведь ритуал кроту был его идеей, а мне Влад наплел, что охотник опасен и может всех нас убить.
— Хочешь сказать, что Вермунд обманом заставил тебя убить влюбленного в тебя охотника? Он весьма своеобразно устраняет соперников.
Я покачала головой.
— Мишель не был для него соперником. Влад мстил за брата.
— Так что дал твой уход из атли лично древнему?
Я пожала плечами.
— Он странный. Не хочет, чтобы я и близко с Владом стояла. Иногда мне кажется, если понадобится, он положит на это жизнь!
— Мы ему в этом поможем, — задумчиво проговорил Эрик.
— Поможем? — насторожилась я. — Как?
— Мне нужно знать, хочешь ли ты вернуться, Полина. Чего ты вообще хочешь?
— Не знаю я, понятно! Не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы говорить об этом.
— Дело в том, что у нас с тобой вряд ли когда-нибудь будет подходящее время. Боюсь, у нас его слишком мало. И если я могу сделать что-то, что улучшило бы твое пребывание здесь после того, как уйду, я это сделаю.
Я посмотрела на него, и мне вдруг захотелось его стукнуть. Готов решить все мои проблемы, в то время, как единственная моя сложность — он сам. Его присутствие и его отсутствие.
— Я не маленькая, и в состоянии разобраться с собственной жизнью самостоятельно. А ты не старик Хоттабыч, желания мои исполнять. Ну, разве что одно…
— Какое?
— Обними меня. Не хочу быть сегодня одна.
Это желание он исполнил. Лег на спину, я положила голову ему на грудь и обняла за талию. Уснула, и снился мне кан — далекий, призрачный, светлый мир. Там было озеро, усыпанное синими цветами, а на берегу сидели шаманы хищных. Кучковались по три-четыре человека и курили лотос. Эрик тоже там был, но он не курил. Сидел на камне, опустив ноги в воду, и ласково касался лепестков.
Странный сон.
Утром я проснулась от запахов еды. И вместо карое на тумбочке у кровати стояла чашка с кофе — свежеприготовленного, с булочками. Эрик сидел рядом на кровати и улыбался.
— Доброе утро, — бодро поприветствовал он. — Решил разбить стереотипы, что мужчины не умеют готовить.
— Булочки ты тоже сам пек? — лукаво поинтересовалась я, села и расправила одеяло.
— Булочки нет. Но кофе по специальному рецепту, это я тебе гарантирую.
— По рецепту твоей кофеварки?
— Вот так и делай тебе приятное, — шутливо обиделся он. — А еще говорят, женщины любят кофе в постель.
— Они любят, — подтвердила я и вгрызлась в румяный и мягкий бок булочки. Блаженство какое! Только их бы и ела. — Не обращай внимания, иногда во мне просыпается язва. Особенно после ежедневного завтрака карое. — Я блаженно закатила глаза. — Мммм, спасибо за булочки. И за кофе.
— Рад, что смог угодить, — совершенно искренне ответил он.
— Мне нужно домой, Эрик, — серьезно сказала я. — Я не шутила тогда. И если раньше я была слаба и вынуждена принимать твою помощь, то сейчас не могу себе этого позволить.
— Почему? — Взгляд прямой, изучающий. Разбирающий на молекулы и собирающий обратно в нечто целое. Нечто иное, незнакомое. Неизвестного мне человека.
Но я не имела права меняться. Я — это я. Он — это он.
А на его «почему» было сотня «потому что». Потому что я привязалась к нему. Потому что устала страдать по ночам, думая, где он сейчас. Потому что неправильно радоваться его приходу, как вчера вечером. Неправильно засыпать, прижимаясь к нему, словно мы близки.
Мы не близки. Мы просто нужны друг другу на время.
Слишком много «потому что». И лишь одно, которое я могу озвучить.
— Потому что так надо.
— Кому?
— Мне.
Он опустил глаза и ответил:
— Хорошо.
От этого «хорошо» стало холодно. Нет, не так. Мне всегда было холодно, а рядом с Эриком я согрелась. Только вот рядом с ним не навсегда. И если сейчас мне безумно холодно без него, то что будет, когда он, наконец, найдет свой кан?
Квартира на Достоевского пропиталась одиночеством. В углах застыли остатки страха — того, что владел мной, когда пришли адепты Герды. Они не проникнут сюда, сказал Эрик. Затем обновил некогда поставленную защиту.
И ушел. Сухо попрощался, словно не хотел и вовсе со мной разговаривать. А я осталась. И захлебнулась одиночеством.
Сидела, наверное, с час на диване и молчала. Просто смотрела в одну точку. Нельзя забывать свое истинное предназначение. Потому что в итоге оно все равно настигнет тебя, накроет куполом, и укажет на ошибку. Теперь я — одиночка, и должна учиться жить одна.
Остаток дня я посвятила уборке. Вымыла квартиру до блеска и упала на диван. Работать всегда легче — плохие мысли уходят на задний план. Но когда усталость больше не позволяет трудиться, они возвращаются.
Нет, неправда, я не одна. Атли — еще не все. Жила же я как-то без них в Москве и у Барта. У меня есть друзья, те, с кем я еще могу общаться.