– …Меня не интересует состояние решёток и сигнализации. Я спрашиваю тебя, ничтожный, – где он?
Директор воспиталища, уткнувшись носом в пол, только дрожит, не отвечая. А что ему ответить? Сбежавший воспитанник – это уже тяжкий служебный проступок, а уж воспитанник, пропавший бесследно…
Вот это самое скверное – бесследно. Потери в воспиталищах дело обычное, есть определённый процент стихийных отходов, но обычно это труп с заточкой в груди, с проломленным черепом или висящий на каком-нибудь проводе. Что ж… Любой Истинно Разумный может умереть. Вот исчезнуть бесследно никто не имеет права. Труп должен быть опознан и списан, никак иначе.
Нет, пожалуй, и это не самое скверное. Кто-то выхватил намеченную жертву у меня из-под носа. И все расчёты Ноль первого насчёт потенциальных агентов пошли в сортир. Кто-то считает быстрее, опережая нас, или хуже того – просто читает наши мысли и упреждает ходы. Кстати, я уверен – если бы мы не хватились, этот дефектный скрыл бы пропажу воспитанника. Написал бы липовый отчёт об утилизации трупа, кому следует прикрыл глаза, перечислив некоторую сумму… И сколько их уже, таких вот без вести пропавших, мне неизвестно. Ибо только после того дикого похищения донора я взял под личный контроль бесследные исчезновения.
– В плазмотрон, – говорю я негромко. – И полный комплект процедур предварительно. Взять!
– Мой господин! Я… я искуплю!! Я готов!!! Не надо!!! – визжит директор, подхваченный с полу крепкими руками Санитаров – Не на-а-а!!!..
Короткий удар электродубинки прерывает пламенную мольбу, Санитары уволакивают безвольное тело.
– Восемьсот тринадцатый, как идёт поиск? – я говорю по-прежнему негромко. Как я устал за эти дни… Один заговор Хурта чего стоил. Да ещё провал на планете мохнорылых…
– Поиск идёт активно, мой господин! – Восемьсот тринадцатый всем своим видом изображает воплощённую энергию, целеустремлённость и подлинный профессионализм. – К сожалению, у сбежавшего имелись сообщники, поджидавшие в условленном месте. Вшитый датчик явно ликвидирован…
– Взяли? – всё так же негромко перебиваю я. – Беглеца и сообщников.
– Пока нет, мой господин, – теперь Восемьсот тринадцатый всем своим видом изображает мужественное огорчение. – Но по следу уже запущены «нюхачи», и весь комплекс следственных мероприятий…
– Я тебя предупреждал, – я извлекаю из набедренного кармана рубчатый лиловый цилиндр, поворачиваю широкое разрезное кольцо предохранителя, прикрывающее спусковую кнопку. – Достаточно.
С коротким пронзительным шипением вспыхивает и гаснет ослепительный плазменный шнур, и Восемьсот тринадцатый валится мешком.
– Убрать, – киваю я на труп с дымящейся сквозной дырой в голове.
Пандус «тарелки» опускается бесшумно. Как и положено для аппарата высокого класса. Кресло мягко обнимает спину – отдохни, расслабься… Надо, надо расслабиться. Как я устал… Кто бы знал, как я устал…
Мы не успеваем. Я не успеваю. Враг невидим и неощутим, враг видит всё насквозь и пресекает любые наши активные действия. Вчера контрудар на планете мохнорылых, сегодня выдернутый из-под носа потенциальный агент, с таким трудом просчитанный Ноль первым. Да, вчера удалось представить провал операции по захвату базы пернатых миссионеров почти победой – ну ещё бы, пернатые понесли такие потери! Как будто конечная наша цель – убить некоторое количество их боевиков…
Что дальше?
Я вновь извлекаю на свет аккуратный и небольшой лиловый цилиндр. Нет, в плазмотрон я не пойду. Зачем мне плазмотрон? Вот она, портативная и надёжная машинка… Впрочем, и это тоже погодим. Я не спешу умирать.
«А придётся», – возникает в голове чужая, холодная мысль.
Вот теперь мне становится страшно. По-настоящему страшно.
«Проклятая пернатая тварь!!!»