Ожидая окончания осмотра мамы, Ирена вспоминала, как семилетней девчонкой так же стояла в коридоре, пока отца обследовали коллеги из варшавской больницы Св. Духа. Они выходили из его спальни с мрачными лицами и что-то бормотали друг другу, не обращая внимания на крошечную Ирену. Мама вышла вслед за ними и закрыла за собой дверь. Она смогла сказать лишь:
– Наш папа заболел… ничего серьезного… но он отправляет нас в Варшаву, пока не кончится эпидемия в Отвоцке.
Доктор Сенницкий предложил им остановиться у него. Он был человек одинокий и жил в большом особняке. Мама сказала, что уехать придется на несколько дней, но с собой они почему-то собрали пять большущих чемоданов. Перед отъездом мама снова велела Ирене ничего не бояться, а потом отправила попрощаться с папой. Доктор Сенницкий велел ей держаться подальше от кровати больного.
– К папе не прикасаться! – он погрозил ей своим длинным указательным пальцем. – И не целоваться!
Мрак в отцовской комнате разгоняла только принесенная Иреной свечка. Она навсегда запомнила, как булькало у него в груди, когда он делал вдох или выдох. Ирена подняла свечку повыше, чтобы увидеть его лицо. Отец одиноко лежал на кровати с полуоткрытыми глазами. Ирена увидела его пожелтевшее лицо и подумала, что его красит в этот цвет пламя свечи.
Руки отца были покрыты красными пятнами. Ирене было плевать, что сказал доктор, она все равно его поцелует.
Но отец вдруг скомандовал, почти не шевеля губами:
– Нет, Ирена! Я тебя очень люблю, но тебе надо уехать… вместе с мамой. Будь взрослой и береги ее.
Слова, казалось, не шли у него из уст, но он упрямо продолжал:
– Ирена, никогда не забывай того, чему я тебя учил. Все люди одинаковы… в мире существуют только хорошие люди и плохие.
– Я никогда этого не забуду, папа.
Она стояла с мерцающей свечой у подножия кровати и смотрела на отца широко раскрытыми глазами.
– Запомни это. Если видишь, что кто-то тонет, прыгай в воду, даже если не умеешь плавать.
Она уже много раз слышала эти наставления, но никогда не решалась задать один сильно беспокоящий ее вопрос.
– Но разве мы не утонем вместе, если я не буду уметь плавать?
– Просто надо что-то делать, – сказал он. – Нельзя просто стоять и смотреть на тонущего человека.
Через пять дней ее отец умер от тифа.
И теперь, 25 лет спустя, дамоклов меч тифа снова навис над их головами. Ирена мерила шагами свою комнатку, с тошнотворной паникой думая о том, что может отдать тифу и мать… Врач свернул стетоскоп и присел рядом с Иреной у печки-«буржуйки».
– Это не тиф, – сказал он. – Но у нее очень плохо с сердцем. И в легких так много жидкости, что даже обычная простуда грозит серьезными последствиями.
Ирена вытерла с глаз слезы:
– Она поправится?
– Сейчас, наверно, да. Но сердце… Боюсь, что жить ей осталось не очень долго.
Засыпающий на ходу доктор выпил полчашки чаю и ушел.
Закрыв за ним дверь, Ирена задумалась… Плакать она постаралась беззвучно, чтобы не испугать маму.
Во избежание распространения эпидемии тифа в среде еврейского населения закрываются все синагоги, ешивы, еврейские школы и ритуальные бани. Запрещается проводить молебны в общественных местах.
Все мужчины еврейского происхождения от 12 до 60 лет должны зарегистрироваться в Юденрате в качестве кандидатов на принудительные работы. Регистрация проводится в 10-дневный срок с 1 февраля по 10 февраля.
Все организации, оказывающие социальную помощь еврейскому населению на территории Варшавы и Польши, объединяются в единую централизованную Еврейскую организацию самопомощи.
Приказы следовали почти ежедневно… каждый день новое ограничение свобод, каждый день новое унижение…