Храброе сердце Ирены Сендлер

В Варшаве отремонтировали несколько разрушенных бомбежками улиц, и на них снова появились велорикши, извозчики и автомобили. Но полуразрушенные здания продолжали служить напоминанием о поражении Польши. По Лешно и Кармелицкой, главным городским магистралям, снова людным, как и до войны, пустили трамваи. Если б не вонь от гниющего мусора и не обилие пешеходов с белыми повязками на правом рукаве, можно было бы подумать, что Варшава вернулась в 1938 год. Мужчины-евреи ходили по улицам, низко опустив голову. Помятые и потрепанные костюмы, купленные еще до введения карточной системы, висели на их изможденных телах, будто были на размер или два больше. Женщины перестали носить шляпки, предпочитая им простые платки и старую одежду. Любые признаки материального благополучия могли стать поводом для ареста…

Однажды в конце января Ирена ждала Еву на продуваемом всеми ветрами перекрестке Лешно и Желязной. Они договорились встретиться в середине дня – самое многолюдье. В холщовой сумке Ирены под вязаньем, клубками пряжи и спицами были спрятаны фальшивые Kennkarte, свидетельства о крещении и продуктовые карточки на имена трех погибших поляков. Отец Стимецкий из католической церкви, расположенной в одном из пригородов Варшавы, сообщил Ирене имена, даты рождения, адреса и прочие данные трех погибших в боях поляков, информация о смерти которых еще не была занесена в приходскую книгу. Это давало двум Иренам возможность зарегистрировать евреев под именами поляков, обеспечив их полагающимися льготами, пособиями и «арийскими» продуктовыми карточками.

Имея при себе такие бумаги, Ирена всегда нервничала и старалась держаться подальше от штаб-квартиры Centos и офисов других еврейских организаций самопомощи, где гестаповские агенты нередко обыскивали сумки посетителей и просматривали принесенные ими папки с документами. Арест неизбежно означал допросы и пытки в штабе гестапо на Шуха, 25, а потом смерть в печально известной тюрьме Павяк.

Ева всегда отличалась пунктуальностью, и поэтому, прождав больше получаса, Ирена начала беспокоиться. На стене дома за ее спиной висел красный плакат со списком имен казненных вчера людей… Ирена решила пройтись по улице, понимая, что долго стоять на месте небезопасно. В середине квартала кто-то внезапно протянул к ней руку. Ирена отпрыгнула, столкнувшись с несколькими пешеходами, а потом увидела, что это был нищий с белой повязкой на рукаве, который протянул ей свою перевернутую кепку, а теперь, не дождавшись от нее милостыни, уже обращался к следующему человеку.

– Haks Rakhmunes! A stikel broit! (Пожалейте! Подайте хоть кусочек хлеба! – идиш.)

Не один он в городе находился в постоянных поисках куска хлеба. Ирена знала, что практически все находящиеся в эту холодную январскую среду на улице люди шли либо покупать на черном рынке хлеб или уголь, либо продавать спрятанные от фашистов ценности или такие же фальшивые документы, что лежали сейчас у нее в сумке. Все они, и арийцы, и евреи, спекулировали, продавали, покупали, воровали, подкупали, подделывали – словом, вели ту или иную противозаконную деятельность.

Когда Ирена возвращалась к перекрестку, к тротуару подрулил тюремный фургон. Пешеходы бросились врассыпную… как напуганный хищником косяк мелкой рыбешки. Из машины выпрыгнули три крепких эсэсовца. Они врезались в разбегающуюся толпу, размахивая дубинками, наугад выхватили из нее трех человек с белыми повязками на рукавах и затолкнули в фургон, который продолжил свое движение по Желязной, словно акула в поисках добычи. Все это произошло за считаные минуты, а потом толпы прохожих сомкнулись и снова потекли двумя противоположно направленными потоками.

Кто-то снова железной хваткой схватил Ирену за локоть. Она опять вздрогнула, и у нее перехватило дыхание. Ева держала ее за руку слишком крепко, а шагала слишком быстро.

– Что случилось? – сказала Ирена.

Ева потянула Ирену вниз по улице Лешно, мимо здания городского суда. Ирена взяла ее под руку и вдруг почувствовала, как сильно Ева похудела за последнее время. Наконец они вошли в полутемное фойе театра «Фемина»…

– Извини, Ирена. Дай мне сигарету…

Ирена протянула Еве пачку. Ева неумело прикурила и после первой затяжки закашлялась, на ее глазах выступили слезы…

– Что сегодня произошло? – еще раз спросила Ирена. – Ты ведь никогда не опаздываешь.

– Я шла к тебе. Меня схватили два немца. Они сказали, что я должна помочь убраться в квартире.

Меня отвели в дом, отданный под постой немецким солдатам, и приказали вымыть уборную, которая просто утопала в… ну, ты понимаешь… Я спросила – чем? Своей блузкой, сказали они и приказали ее снять.