Храм Диру (СИ)

— Когда-то давно я получил рану, которую вылечил, но, к сожалению, из-за того, что нанесена она была заговорённым клинком, она иногда открывается снова, когда я ослаблен.

— Её нельзя вылечить до конца?

— Я не знаю.

— А как вы её вылечили?

— Я обладаю способностью к самолечению с самого детства.

— Но почему вам тогда пришлось ждать Истинного целителя?

— Невозможно вылечить всё. По крайней мере, для меня. Если боль слишком сильная, то она отвлекает и не даёт сосредоточиться, а ещё я не хотел показывать, что я это умею.

— Вы же могли умереть!

— Я не могу до конца контролировать процесс, и, конечно, боль частично заглушала голос разума.

— Я достаточно хорошо вас знаю, Рэн, чтобы понять, что причина не в этом. Или не только в этом. Я уже говорила, что слышала от Чиса, какие ранения вы получили. У вас были проблемы с сердцем, и вы большую часть времени находились без сознания, когда были в лазарете — не думаю, что это помогло вам сосредоточиться.

— Не помогло. Ивона, вы же сами сказали, что я не обязан рассказывать, если не хочу.

— Да, но… Во-первых, могли бы просто сказать, что не хотите этого рассказывать, а не лгать, — внутренне замирая от своей собственной смелости и настойчивости сказала чтица. — Во-вторых, это важно. Я понимаю, что это не моё здоровье, но мне хотелось бы знать, в каких условиях вы будете сами себя лечить, а в каких нет. Мне нужно знать, когда звать целителя, а когда нет.

— Если я не говорю, что целителя звать не надо, то зовите.

— Но вы так часто скрываете, что вам больно, что я не могу быть уверена в том, нужна ли вам помощь.

— Ивона, что вы в действительности знаете о маро?

— Я… Только то, что мне рассказал Рабден.

— И он не очень распространялся на эту тему, как я понимаю?

— Да…

— Давайте я вам объясню кое-что более подробно. Главная цель в жизни маро — защищать, а это значит, что даже ценой своей жизни маро должен выполнить свой долг. Но разве можно обеспечить безопасность, скрывая своё плохое физическое состояние?

— Наверное, нет…

— Абсолютно нет. Я не сообщаю о ранениях только в тех случаях, когда их сокрытие поможет, а не навредит, как с сегодняшней раной. Сейчас мы находимся на безопасном участке леса, я проверил это за несколько минут до того, как рана открылась, — даже если я поваляюсь на земле час-два, всё будет в порядке.

— А звери? Они ведь могли прийти на запах крови!

— Животные опасаются маро. Спросите у сыча, что он чувствует, когда подлетает ко мне. Или у любого другого животного.

— Я не могу этого сделать.

— Из-за Карины?

— Да.

— Тогда постарайтесь вспомнить ощущения, которые у вас были, когда вы следили за происходящим через него. Вы ведь помните?

Девушка кивнула.

— Постарайтесь вспомнить, что думал ваш друг.

Ивона глубоко задумалась. Перед и во время битвы её интересовали другие вещи, поэтому она старалась не обращать внимания на переживания сыча — их было слишком сложно воспринимать, не теряя при этом ту информацию, которая ей была нужна. Теперь, когда она пыталась вспомнить, то поняла, что сыч боялся Рэна.

— Он думал что-то вроде «его нельзя трогать». Но Ал — воробьиный сыч, он боится любых крупных животных. Разве ваше ранение не сделало бы вас более лёгкой добычей для крупных хищников?

— Потом, когда вы сможете воспользоваться Потоком, спросите кого-нибудь из них — и вы всё поймёте. А сейчас давайте вернёмся в лагерь, думаю, остальные уже проснулись.

— Подождите!

Рэн уже начавший движение в сторону стоянки, остановился и повернулся к девушке.

— Вас беспокоит что-то ещё?

— Вы оставили нас одних в лагере! Могло ведь что-нибудь случиться!

— Вероятность этого была очень низкой.

— А как насчёт зверей?

— Ивона, вы надо мной издеваетесь?

— Почему вы так решили? — искренне удивилась девушка.

— Звери? Нападут на вас? Или на Шии? Вы смеётесь?

— Я не подумала об этом, извините, — смутилась Ивона.

— Ничего страшного. И всё же давайте вернёмся в лагерь, иначе нас начнут искать.

— Они наверняка ещё спят, но вы правы — лучше вернуться. И ещё раз извините. Мне стыдно, что я так на вас набросилась с вопросами…

— Ваши опасения были разумны, поэтому вам не за что извиняться.

Молодой человек поклонился ей и пошёл в сторону лагеря.

Разговор закончился, но оставил неприятный осадок. Всё-таки они друг друга не понимали, и это рождало недоразумения. Их диалоги звучали словно музыкальная шкатулка, которая потеряла половину своих штырьков, — сложно было даже понять, что за мелодия звучит из деревянной коробочки. Звук есть, но наполненности и законченности у этого звука нет.