Хранящая прах

Полог запрокинулся, когда Мирина потянулась за гребнем, лежавшем на сундуке, обитом железными, узорчатыми пластинами. Садагат улыбнулась чуточку — поздоровалась, внеся в дланях чашу. На перстах ровных кольца разновидные из серебра и кости, одета валганка в халат, вокруг головы замысловато свит платок, что скрыл посеребренные от минувших лет волосы, только концы кос спадали из-под тяжелого длинного покрова.

— Не торопись, княжна, — остановила ее валганка, подступив, — рано еще, можно полежать спокойно. Путь длинный был, роздых тебе нужен, — речь женщины была размеренной, голос мягкий, льющийся, ко всему от нее истекало какое-то домашнее, обволакивающее тепло.

Кто служит богам и духам, того не заботят мирские хлопоты — об этом говорил отец. Они умеют распоряжаться этой силой. Они ведают пути и судьбы других. Провидцы и целители не принимают ничью сторону, но могут благоволить тому, кому посчитают потребным, в ком зрят то, что недозволенно познать иным, помогают обрести то, что пылко жаждет только сердце, а не ум, распутывают клубок жизни.

Мирина тепло приняла из рук Садагат чашу довольно тяжелую, наполненную густо пахнувшим отваром. Валганка присела подле. Мирина сделала глоток, вкушая вязкий, но чуть сладкий взвар.

— И часто с тобой такое случается? — спросила вдруг валганка.

Княжна вспомнила, как недуг пролился жаром и головокружением в постоялом дворе в городище Явлич. Тогда она заподозрила, что это возвратилась детская хворь.

— Нет, — ответила княжна, сделав еще один маленький глоток. — Переутомилась просто.

— Вот и я о том говорю, — улыбнулась женщина, — отдохнуть тебе нужно, сил набраться. Ты, должно быть, еще не знаешь — через несколько дней станешь женой хана.

Мирина едва не поперхнулась. Так скоро? Да только волнения своего постаралась не показать. Опустила взгляд в чашу, вглядываясь в отражение мутное. Все же такого скорого решения не ждала.

— Теперь ты будешь жить тут. Правда, не все еще подготовлено, вчера не успели, но сегодня уже устроится.

Садагат поднялась, прошла к стене, раскрыла один из стоявших в ряд сундуков, выудила малахитового цвета полотно, на котором мелкими стежками вышиты золоченой нитью кружевные сложные узоры. Когда валганка расправила его, Мирина невольно восхитилась необыкновенной красоте ткани. В княжестве не было таких нарядных полотен, да и не сыщешь на торгах разных самых обширных.

— Вот этим ты должна покрыть голову и носить до обряда. Чуть позже я приготовлю украшения замужней, в которых ты тоже должна выходить к людям. И одежду. Все вот здесь, — указала она на раскрытый сундук. Тебе расскажут, что должна одеть сегодня.

Мирина отпила еще отвара. О вековых обычаях валганов она мало что знала, а в нарядах их сложных и вовсе не смыслила, хоть и приходилось выстирывать когда-то. Садагат закрыла сундук и сверху положила ткань, приблизилась к княжне, забирая опустевшую чашу.

— Сегодня выберешь для себя помощниц, я тебе пришлю некоторых из них, кому сама доверяю и тебе посоветую, девушки они ладные, нестроптивые.

И тон голоса, и такие хлопоты ввергали Мирину в волнение, и в то же время и в успокоение. Княжна вдруг вспомнила о Малке, и сердце будто светом налилось, что увидит ее вновь. Даже уже находиться здесь в стенах, не хотелось, скорее выйти, отыскать ее. Только, верно, без позволения Вихсара никто не позволит взять к себе. Все же как ни прискорбно, но здесь Малка считалась пленницей.

— Я все поняла, — подняла взор Мирина на стоявшую перед ней целительницу.

— Вот и славно, — ответила валганка, одарив приветливым взглядом. — Велю тебе еду справить. Вчера ни крошки, видно, не ела, с дороги-то.

И в самом деле. Так плохо было, что о еде и думать забыла, да и сейчас не хотелось, но упрямиться не стала, все равно целительница по-своему сделает. Садагат развернулась и пошла к выходу, только слышны были тихие позвякивания украшений.

Дождавшись, когда женщина скрылась за пологом, Мирина, втянув в себя воздух, откинула шерстяное одеяло, выбираясь из постели. Недомогание после выпитого отвара отступило быстро. Прошла к сундуку, поднимая край богатого покрывала, погладив в пальцах ткань. Потом подобрала его с крышки, развернула. На вес грузная, но на ощупь воздушная. Заворожил узор, будто иней от крепкого мороза, переливался в свете утреннем. И не пугало оно ее, и внутри не плескался гнев и неприятие. Мирина, взмахнув им, покрыла голову, опустив безвольно руки вдоль стана, подошла неспешно к полотну стали, натертого до лоска, что стояло тут же рядом прямо на коробе. Заглянула в него, встав напротив. И так странно было себя видеть такую, даже не узнавала. И глаза голубые будто потемнели — искрился в них малахит, сделались, как озера лесные — глубокие, и черты лица как-то резче стали. Мирина все вглядывалась в себя и понять не могла — что с ней, что так сильно изменилось в ней? Хотя вроде и прежняя, разве только за время долгого пути и переживаний бесконечных тоньше стала, и то ненамного.

Грудь ее высоко поднялась во вдохе и опала.

«Сугар… Что означает это имя?».