Хранящая прах

Хоть раньше никогда не было ей интересно это. Мирина оторвалась от отражения, одним взглядом окинула свое пристанище уже внимательней. Садагат сказала, что здесь теперь она останется. Как обмолвилась целительница — неустроенно еще тут многое, но даже сейчас обстановка была уютная, тепло внутри и утварь богатая, ковры на земле, шкуры, повсюду занавесы из красивой ткани. Было тут еще две двери, помимо уличной. Куда они вели — Мирина еще не знала, но явно одна — к главному очагу. Такие огромные шатры могли быть в двадцать шагов окружности и разделялись на несколько частей. Мирина вдруг застыла, когда шорох услышала по другую сторону тканевой стенки. Быстро сдернула с себя покров, положила аккуратно на сундук. Теперь уже с другой стороны откинулся полог, и внутрь вошла Немея с подносом в руках. Поняла, что вход боковой для служанок предназначен.

— Доброе утро, княжна, — поклонилась она в пояс.

Мирина кивнула, давая знак пройти Немеи, внутренне радуясь, что не забрали у нее воличанку. Выглядела она бодро и свежо: волосы в косу сплетены, в платье домотканом опрятном, глаза девушки зеленые, круглые, добродушные кротость таили. Немея поставила поднос на прикроватный столик небольшой. Принялась наливать молоко парное в миску. Мирина попросила остаться ее, и девушка послушно исполнила то. Видно, что еще напугана, пребывая в местах далеких, чужих, среди народа незнакомого, но держала себя стойко, чем и вызывала уважение. О том, как произошло то, что провела она ночь с молодым мужчиной из валгановского племени, Мирина не требовала ответа, припоминая тот день, как все девки дворовые высматривали бойцов дюжих.

Съела не все, что принесла Немея — от снадобья выпитого и волнения еще мутило. Составив всю посуда и остатки еды на поднос, Немея снарядилась покинуть шатер.

— Возвращайся сразу, — попросила Мирина.

Та, кивнув коротко, убежала поспешно.

И вновь одна осталась. Теперь слышны были звуки просыпавшегося стана, все четче голоса различались, льющиеся внутрь шатра, а здесь, в стенах, все светлее делалось. День разгорался, обещал быть погожим. И проснулась вроде, а подниматься с постели не хотелось. Полежав еще немного, так и не дождавшись Немею, Мирина все же соскользнула с постели, норовя как-то расшатать себя — не спать же весь день.

Княжна прошла к сундуку, распахнула. Он полнился одеждой разной, нарядной и простой. Вынула лежащую сверху рубаху кроя бесхитростного: конопляная холстина, сложенная пополам вырезанная горловина, вшиты в боковины вставки и клинья — они как бы расширяли рубаху книзу, узкие прямые рукава, для свободы движения в них вшиты квадратные ластовицы. Нити применялись рдяные и черные, как и у воличан. Символы и узоры Мирина не смогла понять, да все же некоторые похожи на родные. Княжна присмотрелась: на груди разборчиво прорисовывалась голова, и руки воздеты как бы к небу, туловище клином, в середине которого росток — знак роженицы в нем угадывался. Ими вышиты были все рубашки замужних девиц. Самый древний оберег, имевший пользование у всех женщин племени воличей, да, видно, не только у них.

«Странно, как не замечала раньше сходства такого», — да и не особо это нужно было — присматриваться.

Мирина отложила рубаху, устало прикрыла сундук, задумчиво посмотрела на плат изумрудный, развернулась и вновь к ложу возвратилась, легла. От еды все же тяжело стало, да и выходить из шатра сегодня все равно не хотела, натыкаться на пристальные взгляды.

Едва веки прикрыла, как снова дремота утянула в кисельную вглубь. Поначалу снились боры сосновые, ветер, что ворошил тяжелые еловые лапы, шуршали они нашептываю слова непонятные слуху, а только сердцу ведомые. Затянулась где-то жалейка, протяжно, тонко, проливая звуки долгие, надрывные. Гуляла Мирина средь стволов вековых, ступая по усыпанной иглами мягкой тропке, слушая звучание волнующие. Все шла вперед, вдыхая густой запах живицы, пока не окликнул ее знакомый до щемящей боли в груди голос. Обернулась и вздрогнула невольно, увидев в косых лучах закатного солнца Арьяна. Оцепенение сковало — откуда княжич здесь взялся? Мирина и слов сыскать не могла, и он ничего не говорил, а только смотрел все, не приближаясь. Она раскрыла губы, чтобы позвать его, как звуки посторонние вытянули из сна глубокого, мгновение трепетное унесло быстро, будто дуновением ветерка легко, уж как бы она ни хотела покидать место тихое, а растворилось все.

Мирина открыла глаза и вмиг позабыла увиденный сон. Оказывается, в шатре княжна была уже не одна давно. В ярком знойном свете, что лился прямо из приоткрытого полога, суетились девушки. Мирина пошевелилась, облизав губы пересохшие. Душно так было, что липла рубаха к телу, а на лбу и шее мокро от пота, видно, полдень в самом разгаре.