Хранить вечно. Дело № 2

Это походило на одну из тех компьютерных игр-стрелялок, которые продемонстрировал ему как-то Иван. Но на этот раз Яша не принимал в происходящем никакого участия — только смотрел поверх ствола на каменные осклизлые стены, на толстенные восковые (почему-то он это знал точно, хотя режим "флэшбэка" не передавал запахов) свечи в массивных канделябрах, да на охранников в чёрной, украшенной свастиками и прочими оккультными символами униформе, возникающих чуть ли не из-за каждого угла, каждого поворота коридора. Очереди «Астры» срезали их одного за другим, а тех, кого он по каким-то причинам не мог подстрелить, накрывала волна страха, посланная по коридору Марком — накрывала и гнала прочь, с воплями ужаса, нередко — под выстрелы безжалостных убийц. Точно так же они расправились с пулемётчиком: он едва успел передёрнуть затвор своего «MG-8\15», как Марк дотянулся до его сознания. Дотянулся, затопил животным страхом, превратив в вопящий и мечущийся по коридорам комок живой материи, который Яша — вернее Лёшка Лавыдов, чьими глазами он сейчас видит — вынужден был пристрелить хотя бы из постой человеческой жалости. «Похоже, с этим я перестарался… — виновато прошептал Марк, когда они проходили мимо корчащегося в луже чёрной крови охранника. — хотел просто прогнать подальше, а он возьми, да и свихнись…»

«Машингевером» же вооружился Марио. Перекинул через плечо ремень, холщовую ленту, набитую патронами. Ещё одну повесил на шею — так, чтобы заострённые кончики пуль не кололи кожу. Деревянный приклад зажат под мышкой, правая рука сжимает пистолетную рукоятку, торчащую снизу нелепо-массивной затворной коробки, а левая мёртвой хваткой вцепилась в одну из сошек. А здоров этот макаронник — германская дура весит никак не меньше полутора пудов, свитая снаряженную ленту и воду в кожухе, а он ведь ещё и собрался стрелять из неё вот так, с рук, без всякого упора...

— Собаки! — крикнул Марк и отшатнулся к стенке. «Люгер» так и ходил в его пальцах. — Две, может три, бегут сюда!

Давыдов изготовился встретить новую угрозу, но прозевал — собаки чёрными, с рыжими подпалинами молниями выметнулись из-за поворота, нырнули под очереди «Астры» и MG — и покатились по полу, скуля от внезапно придавившего их страха.

- Бац!

- Бац!

Громкий, жалобный, быстро затихший скулёж. Марк опустил руку с "люгером" — ствол его курился дымком.

— Жаль собак… — виновато прошептал он. — Собаки-то в чём виноваты?..

— Ты их пожалей, когда они тебе в глотку вцепятся! — злобно прошипел Марио. Видел я однажды, как такие вот зверюги разорвали человека — им на это и минуты не понадобилось, а уж сколько было кровищи…

… А ведь собаки в той игре тоже были, припомнил Яша. Вот такие же, доберманы — они бросались из-за каждого угла, и десятками гибли под пулями. Помнится, ему тогда стало неприятно — к собакам Яша относился хорошо, не то, что к людям, тем более, вооружённым до зубов и злобным, куда там самому злобному псу!

Помнится, в той игре дело происходило не в каменных тоннелях, а в коридорах со стенами из клёпаного металла, где чуть ли не на каждом шагу попадались жуткие монстры, собаки, аптечки удивительного мгновенного действия и заначки в виде боеприпасов к самому разнообразному оружию. Ничего из этого — кроме доберманов и охранников в чёрной, расшитой серебряными свастиками униформы, тут не было.

…Бензопилу мне, бензопилу! А то я так не играю…

Марио дёрнул плечом. Брезентовый ремень сполз, и машингевер с лязгом обрушился на камень.

— Всё… — обессиленно прохрипел он. — Обе ленты, без остатка. Ну и тяжёлый же, рezzo di merda![2]

Я наклонился и постучал согнутым пальцем по кожуху водяного охлаждения. Так и есть — звук гулкий, из патрубка слева, куда присоединяется водяной шланг, курится горячий парок. Ясно — пусто, всё содержимое выкипело до капли. И как это Марио не расплавил ствол, когда в предыдущем зале поливал очередями от бедра, выкашивая набежавшую толпу охранников и ещё каких-то людей в чёрных и белых балахонах, размахивающих разномастными пистолетами и револьверами?

Потом мы пробирались к противоположной стене, выискивая, куда поставить ногу — гранитные плиты были сплошь завалены трупами и залиты лужами крови. Татьяна бледнела на глазах, и когда мы преодолели, наконец, жуткие завалы — её долго, мучительно рвало желчью. Страшная всё-таки штука — пулемёт вот так, в упор…

— Зато дальше, надо полагать, пойдём без помех. — сказал я. — не рота же у них тут…

По моим подсчётам, мы уже положили не меньше трёх десятков черномундирников — не считая носителей балахонов. На двух или трёх я разглядел нашитые красные тевтонские кресты и солярные знаки в виде восьмиконечных свастик.

— Я прикинул, мы сейчас должны быть на третьем этаже. — сообщил Марк. — Выше только башня, туда-то нам и нужно… я полагаю.

Я вопросительно глянул на Татьяну. Она вытерла рот платком и стала открывать несессер с «искалками». Пальцы у неё дрожали, она никак не могла справиться с застёжкой.