Хранитель Бездны

Он старался не думать о том, что произойдет, когда Бог, запертый в глубине его тела, вырвется наружу. Будет ли это означать конец… всего? Исчезнет ли человечество, уступив место иной, омерзительной расе, воплощению хаоса запредельного космоса? Каким будет этот конец? Вспышкой сверхновой или всхлипом? Утихающим шепотом, пылью, уносимой сухим равнодушным ветром? Будет ли так же восходить солнце, когда мир перевернется, или наступит бесконечная тьма, освещаемая тусклым, больным светом гнилой луны? Останется ли время для последнего крика или реальность лопнет как мыльный пузырь?

У него не было на это времени. Он не мог допустить, не мог!

Кирилл застонал и медленно, дрожа всем телом, поднялся сначала на колени, упираясь ладонями в горячий пол, а потом и на ноги. Ему пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть.

За грязным окном сливались в единое темное существо проносящиеся посадки, и редкие дома, и покосившиеся столбы. Он подошел к двери и, не задумываясь более, попытался повернуть ручку. Тщетно — она не поддавалась.

Убить себя сейчас, немедленно! Убить!

Он ринулся в вагон, рванул на себя дверь. Потянуло горячим влажным воздухом. Запахи человеческих тел, нехитрой стряпни, плохого кофе и алкоголя смешались в единый, присущий поездам сильный аромат. Он остановился на секунду, расставив руки для верности, чтобы не упасть.

Убить…

Себя…

…и вдруг прекратил дышать.

Нечто внутри него недовольно заворочалось, забилось. Кинжалы смертельной боли пронзили брюшину.

Убить! Себя!

Все еще не дыша, он постарался сконцентрироваться, абстрагироваться от боли и поймать мысль, призраком затаившуюся за гремящим воплем в голове.

УБИТЬ!

СЕБЯ!

Еще немного…

— Прекратите сомневаться, — голос Кольцова, — Андрей Евгеньевич, не мучьте себя и нас всех, сделайте это! Это — единственный шанс!!!

Еще немного… Пол под его ногами содрогнулся, и ему показалось, что воздух покрылся мельчайшими трещинками.

— Хватит отлынивать! Тебе недостаточно тех смертей, что уже произошли? — Громов, — останови его, в конце концов!

Он заскрежетал зубами. Где-то, на периферии слуха, заливался истошным лаем огромный пес.

— Папочка… Умоляю тебя…

Он зажмурился.

Слова давались тяжело. Что-то отчаянно сопротивлялось внутри.

— Ты… не мой… сын.

4

Кирилл повернулся к окну, за которым все так же, сливаясь с бесконечной темнотой, проносились деревья.

— Если бы ты мог… — он улыбнулся своему призрачному отражению, сквозь которое видел тьму, — ты бы давно уже вылез сам, верно?

В ответ — тишина. Живот горел, неистово пульсируя.

— Но ты… не можешь… Ты… не можешь сам!

Он закричал и ударил кулаком по стеклу, ожидая, что разобьет его. Стекло выдержало. По руке растеклась тупая, сильная боль, и боль эта каким-то магическим образом на мгновение заставила другую боль отступить, очистила разум. Лишь на мгновение, но и этого было достаточно.

За его спиной открылась дверь служебного купе. В проеме появилось испуганное толстое лицо проводницы.

— Что тут происходит? — взвизгнула она.

Кирилл повернулся к ней, и женщина попятилась, забыв запереть дверь.

— Поэтому я должен себя убить? — спросил он и сделал шаг по направлению к купе, — разбить сосуд, верно? — он сделал еще шаг и теперь отчетливо видел проводницу, отступившую к столику и сверлящую его черными дырами глаз. Ее лицо напомнило лицо продавщицы из продуктового магазина в Городе. Быть может, в одном из бесконечных миров она и была этой продавщицей, кто знает…

Женщина, должно быть, посчитав, что вопрос адресован ей, тихонько завыла и мелко-мелко затрясла головой. Ее руки непроизвольно потянулись к лицу, рот растянулся в уродливой клоунской гримасе.

— Да? Этого ты хочешь? — теперь Кирилл кричал, стараясь заглушить жуткую боль, сопровождающую постоянные толчки в животе. Там, в глубине его тела, нечто вопило в ответ.

— УБЕЙ СЕБЯ! — исходила воплем тварь, — УБЕЙ СЕБЯ И ЭТУ СУКУ!!! ЗАБЕРИ ЕЕ С СОБОЙ!!! ПРИКОНЧИ ВСЕХ, ВСЕХ В ЭТОМ СРАНОМ ВАГОНЕ!!!

Он и впрямь ощущал сильное желание броситься на проводницу, ухватить ее прямо за рыхлые щеки и бить головой об окно до тех пор, пока она не станет мягкой, как полежавшая на ярком солнце тыква.

Ему хотелось убивать. Рвать теплые, никчемные тела сонных пассажиров на куски. И одновременно с этим хотелось впиться пальцами себе в живот. Расцарапать тугую резиновую кожу и вырвать демона, поселившегося в нем, вместе с кишками.

Он остановился, раздираемый противоречивыми, но такими непреодолимыми желаниями. Этого мгновения было достаточно — проводница с тихим мышиным писком бросилась вперед и попыталась проскочить мимо него. Кирилл ухватил ее поперек тела и неловко, но сильно толкнул назад, в последний момент уменьшив силу толчка настолько, насколько это было возможно. Женщина ударилась спиной о стол и сползла на пол, нелепо расставив ноги так, что он увидел белые простые трусы.

— Н-не… надо… — запищала она.

Кирилл посмотрел на нее, словно увидел впервые. В мозгу его продолжал бушевать Легион.

— Как далеко до Ташлинска? — отчеканивая каждую букву, спросил он.

Проводница уставилась на него тупым взглядом.