Хранитель Бездны

В голове не было ни одной мысли. Стремление вспомнить, понять, осознать происходящее улетучилось вместе с осознанием того, что его недавнего знакомца только что хладнокровно забили как скот прямо в коридоре милицейского участка. Он не испытывал ни страха, ни желания убежать, находясь в каком-то сонном ступоре. Так, должно быть, чувствует себя осужденный на смерть, только что проглотивший последний кусочек своего последнего ужина.

Услышав скрип досок под тяжелыми шагами в конце коридора, он даже не шелохнулся. Отчего-то в этот момент ему было куда интереснее наблюдать за багровым ручейком, что почти пересек границу камеры. В медленном, завораживающем движении он видел превеликую важность.

Нога, обутая в грязный черный ботинок, наступила на ручеек, расплескав его тонкими брызгами по полу. Андрей ощутил горечь, словно кто-то только что раздавил его надежду.

— Ну-ка, вставай!

Он поднял голову и наткнулся на тяжелый, пристальный взгляд Петюни. Тот был одет в грубый резиновый фартук поверх формы. В правой, свободно висящей вдоль тела руке он сжимал резиновую дубинку.

— Что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? — почти беззлобно процедил Петюня, — начальник пришел. Пошли… до выяснения…

— А, — безучастно выдохнул Андрей, — я думал… меня отпускают… Домой…

— До этого еще не дошло, — не без сожаления парировал милиционер, — сам встанешь или помочь тебе? — он легонько ударил дубинкой по решетке.

Андрей встал — даже не задумываясь о том, хватит ли у него сил сопротивляться.

— Вот хороший мальчик! Эй, на вахте!

Сонные дежурные разом подняли головы и осоловело уставились на Петюню.

— Открывай воротца!

— А может, хватит на сегодня? — зевнул любитель кроссвордов, — весь участок кровью залит. Кто отмывать будет?

— Ты мне, сука, не дерзи, — спокойно ответил Петюня.

Дежурный махнул рукой и послушно нажал на кнопку. Щелкнул электронный замок.

— Ну-ка, профессор, иди вперед. Руки за спину, Рип ван Винкль, твою мать.

Отстраненно предчувствуя скорую гибель, Андрей все же удивился тому, что садист из пригорода знаком с творчеством Вашингтона Ирвинга. Ассоциация с голландским охотником, заснувшим на гномьей полянке и проспавшим всю жизнь, показалась ему как нельзя более уместной. Подобно герою одноименного рассказа он заснул и проспал всю свою жизнь, очутившись в странном, безумном мире. Стоило ли сражаться за осколки прошлого, если он не может вспомнить даже собственное лицо?

Он спокойно пошел вперед, не притормозив даже тогда, когда под ногами хлюпнуло что-то мокрое и, опустив голову, он увидел, что ненароком попал в лужу жирной застывающей крови.

Повернув за угол, он сделал еще несколько шагов и остановился рядом с кабинетом начальника Фркнцезского района Города-без-Имени. Почему бы и нет? Да и какая, в принципе, разница?

— Ну, надо же, умник, — притворно восхитился Петюня, — что ты стал столбом? Открывай дверь, лоялист!

Он открыл дверь и оказался в маленьком кабинете без окон, сплошь заставленном ящиками, ломящимися от бумаг. По центру кабинета находился столь же захламленный древний стол, на котором помимо бумаг и папок стояла допотопного вида пишущая машинка. Подле нее был телефон-коммутатор.

За столом, вальяжно развалившись на стуле, сидел мужчина средних лет, который вполне мог быть братом-близнецом гиппопотама из придорожного бара, настолько он был безобразен и тучен. Андрей испытал некую тень удивления, не представляя, каким образом этот хряк в расстегнутой почти до пупа грязно-белой рубахе смог втиснуть себя в узкое пространство между стеной и столом.

Мужчина был почти лыс — жесткие пучки щетинистых редких волос обрамляли огромную тонзуру, на лоб свешивалась неряшливая мокрая прядь.

Его крошечные глазки тонули в жиру. Щеки, испещренные красными лопнувшими капиллярами, желеобразно тряслись. Многочисленные плохо выбритые подбородки укладывались прямо на поросшую черным курчавым волосом женскую грудь, полностью скрывая шею. Меж двух внушительных сисек тускло блестела толстая золотая цепь с кулоном в виде барана.

Мужчина тяжело дышал, приоткрыв рот. Возле него стоял большой граненый стакан, до краев наполненный мутноватой жидкостью. В кабинете висел тяжелый дух перегара и пота.

Андрей инстинктивно огляделся в поисках стула и не найдя ничего похожего, остался стоять как истукан.

— Вот, Алексеич, — развязно отрапортовал Петюня, — привел туриста.

— А-а… — мужчина уставился на Андрея и насупился, — но-о… почему сам…не управился, а?

— Так… — Петюня осекся, — тут такое дело, — он подскочил к начальнику и что-то зашептал ему на ухо. Андрей расслышал слово «Кольцов» и почему-то «Эпименид»[3].

Рондин тяжело кивал, не сводя свиных глазок с Андрея.

— Понял, — наконец, медленно произнес он. — Ты вот что, Петя, иди-ка на главный, спроси там, кто есть на колесах. А я пока с нашим гостем побеседую.

— Есть Николай Алексеевич! — Петюня откозырял, смерил Андрея еще одним злобным взглядом и вышел вон, аккуратно притворив дверь.