Плюнул и спрыгнул прямо на рельсы.
На секунду ему показалось, что, как только он коснется ржавых шпал, его пронзит током.
Разумеется, ничего не случилось.
Упрямо подняв воротник, чтобы хоть как-то прикрыть уши от пронизывающего ветра, он зашагал по шпалам. Рано или поздно любая железная дорога куда-нибудь да приведет. Пусть даже и в Олиум, что бы это ни значило. Куда-то, где есть зеркала.
Поравнявшись с локомотивом, он не без любопытства осмотрел старый механизм. Изначально покрашенный в зеленый цвет, теперь он потерял большую часть краски и производил жалкое впечатление. Лобовые стекла на удивление сохранились и выглядели неуместно на фоне ржавого металла. Токоприемники нелепо торчали вверх подобно иссохшим ветвям давно мертвого дерева. Андрей прищурился, но и следа проводов не обнаружил.
Чуть пониже когда-то ярко-красной звезды на глуповатой морде локомотива красовался большой грязно-белый номер: «ВЛ80-996».
Только сейчас Андрей заметил, что передняя колесная пара сошла с рельс и весь механизм нелепо накренился, чуть уткнувшись в землю носом.
Дверь в кабину была открыта и приглашающе зияла черным беззубым ртом. Электровоз казался одновременно и спящим и опасным, как затаившийся зверь. Он вызывал столь же сильную и необъяснимую неприязнь, что и давешний больной кот в зале ожидания.
Невольно вздрогнув, Андрей пошел дальше, не оглядываясь более на искалеченный локомотив.
Чем дальше он шел, тем более заброшенной становилась местность. Теперь колея шла вровень с уровнем земли и ничто не заслоняло окружающее пространство. К его удивлению, рельсы не смешивались с другими колеями. Складывалось впечатление, что кроме них в бескрайней степи, окаймленной вдалеке черным лесом, нет ничего рукотворного. Кое-где рельсы проржавели настолько, что, казалось, разломятся от одного прикосновения.
Холодную тишину нарушали далекие крики ворон да тихий сухой шелест желтой травы. Белый диск солнца еле проглядывал в низко стелющейся патоке облаков. Пахло металлом и машинным маслом.
То и дело он спотыкался о деревянные шпалы, а один раз опасно подвернул ногу. Однако упрямо не сходил с рельс, наслаждаясь мыслью о том, что каждый шаг увеличивает расстояние между ним и проклятым городом.
Гул, раздавшийся за спиной, был настолько неожиданным, что Андрей почувствовал, как сердце, на мгновение остановившись, ретиво и быстро забилось в груди. Он так испугался, что некоторое время просто стоял, борясь с желанием заткнуть уши и бежать прочь, прочь, навстречу черному лесу, клубящемуся на горизонте. Но вместо этого он, окаменев словно статуя, стоял и слушал. Постепенно звуки, поначалу казавшиеся ему жуткой какофонией, обретали смысл и в то же время оставались совершенно бессмысленными, настолько неуместными они были в этой мертвой степи.
Издалека, со стороны вокзала, усиленный динамиками женский голос вещал:
— …задерживается… — и через некоторое время, — повторяю. Вниманию всех пасса…(скрежет)… Рейсовый поезд, следующий по… (скрежет)… уту Флегетон — Олиум задерживается. Администрация вокзала приносит свои искренние извинения за причиненные неудобства. В качестве компенсации предлагаем прослушать программу «Шлягеры Олиума!» Голос растворился в сонме помех, сквозь которые то и дело пробивались звуки музыкальных инструментов, и вот, смешиваясь со статикой в единый причудливый коктейль, над степью разлился новый, очень странный голос, отстраненный и вкрадчивый:
— пел беззаботный некто (и вороны вторили ему, хрипло каркая в унисон):
— неслось над мертвой желтой степью.
Андрей почувствовал, как дрожит, не в силах контролировать страх, что распирал его, рос в нем, заставляя вибрировать каждую клеточку тела. Все, что произошло до этого момента, казалось теперь незначительным и совершенно не важным на фоне беззаботного доброго голоса. И… было еще что-то… что-то, куда более важное и ужасное, чем песня, сама по себе достаточно страшная, чтобы заставить волосы на его голове встать дыбом. Некий… другой звук, источник которого он пока не мог определить сознательно, тогда как подсознание отчаянно сигнализировало о грозящей опасности.