Если бы ещё так же можно было поступить с врагами – или хотя бы с их доспехами...
Пригнувшись к конской шее, Фесс погнал скакуна прямо на серые шеренги. Лучники торопились, и второй их залп пропал втуне.
Магия пока не вступала в дело. Конь некроманта распластался в беге, глефа удобно легла в правую ладонь; серые шеренги стремительно приближались.
Инквизиторы не растерялись. Чётко, как на учениях, они сомкнули ряды, опустили длинные пики, мечники и щитоносцы заняли свободные места между копейщиками. Чародеи святых братьев бездействовали, словно желая понять, что же нужно этому странному безумцу, во весь опор несущемуся на ряды изготовившегося к бою войска. Даже лучники почему-то перестали метать стрелы.
Распускаясь огненно-жёлтым шлейфом, рвётся песок из-под копыт Фессова коня. Покрытые потом, перекошенные, искажённые ненавистью лица инквизиторских солдат всё ближе и ближе. Конь несётся вдоль щетины нацелившихся пик, и кажется – нет такой силы в этом мире, что сумела бы проскользнуть меж хищно поблёскивающими остриями.
Фесс – точнее, уже не Фесс, а скорее Кэр Лаэда – резко взмахивает глефой. «Лепесток» лезвия, как сказал бы Север, рубит коричневатое отполированное древко длинной пики, левая рука проносящегося мимо некроманта хватает не успевшее отдёрнуться оружие. Прежде чем растерявшийся пикинёр успевает бросить никчёмную теперь палку, его уже выдёргивает из строя.
Конь Фесса вздымается на дыбы, свистит и сверкает глефа, гномья сталь рубит копейные древки. Некромант перегибается с седла, хватает солдата за край нагрудника; Фессу кажется, что руки его вот-вот вывернутся из плеч; застонав от натуги, он вздёргивает тяжёлое, окованное железом тело поперёк конской спины и даёт шпоры.
Уже напоследок остриё случайной пики задевает круп лошади; конь неистово ржёт и срывается с места в бешеный галоп, мало что не взбесившись от боли.
Вновь летят стрелы, распадаясь серым прахом, лишь немного не достигнув некроманта. С каждым мгновением всё тяжелее держать заклинание, сфера сжимается, и последние стрелы, прежде чем распасться и умереть, успевают слегка клюнуть некроманта в плечи и спину.
За спиной вопят и орут десятки голосов. Тишина сметена; страх и ужас правят сейчас бал в рядах серых солдат. Самое бы время ударить скамарам... но кто же знал, что безумное предприятие увенчается успехом?
Конь летит быстрее стрелы и ветра, унося прочь молодого некроманта и его бесценную по нынешнему часу добычу.
Разбойники встретили Фесса восторженным рёвом. Пленник затравленно озирался, бледный, как никогда не выпадающий в здешних краях снег. Зубы инквизитора часто стучали, по лбу и щекам стекали струйки пота – не от жары, от непереносимого ужаса.
– Ай да господин маг! – хлопнул себя по коленям главарь скамаров. – Сударь чародей, да на кой тебе эта некромантия нечестивая? Давай к нам, становись вольным скамаром, будешь сыт, весел и пьян, и в карманах будет чем позвенеть!
– Может, и стану, – попытался отшутиться Фесс, – коли из этой мышеловки выберемся.
– Выберемся, выберемся – скамары мы или кто?.. А с этой крысой церковной чего делать станешь? Допрос снимать? Али ещё чего? Ежели допрос, то давай я тебе пару моих ребят дам, больших умельцев – у них даже и мёртвый заговорит, и притом безо всякой некромантии! – Вожак сам первый принялся хохотать над своей не слишком тонкой шуткой, и к нему тотчас присоединился гогот остальных скамаров.
– Не, допрашивать я его не буду, – покачал головой Фесс. – Нам это уже ни к чему. Мне сей человечек совсем для другого нужен. Ты, почтенный, ежели по прошествии малого времени вопли да крики истошные из моей пирамиды услышишь – не пугайся, это я со святого брата шкурку медленно снимать стану.
Инквизитор взбулькнул и стал заваливаться на бок. Глаза у него закатились.
– Дай пару раз по морде – тотчас очухается, – небрежно посоветовал скамарский вожак.
– А вы в оба глаза смотрите, как бы серые своего выручать не полезли, – заметил некромант.
– Не волнуйся, чародей, не полезут. Шакалы они, не воины. Делай своё дело, не начнут они ничего, пока собственный их план такое не укажет. Тогда – да, тогда полезут. Да так, что только держись.
– Значит, надо мне торопиться.
Приведённый в чувство несколькими звонкими оплеухами инквизитор, наконец, похоже, осознавший, что ему уготовано, казалось, совершенно обезумел. Ему не связывали руки, не сковывали ноги – не было нужды. Он и так волочился, словно тряпичная кукла. Зрачки заполнили всю радужку, и в глазах солдата сейчас не читалось ничего, кроме лишь чистого, незамутнённого ужаса. Изо рта у него свешивалась тягучая струйка липкой слюны.