Хранители хаоса

При других обстоятельствах Зигмунд рассмеялся бы, но сейчас лишь покачал головой.

В трюме было мрачно, как в темнице. Свет единственной масляной лампы порождал дергающиеся тени на стенах. Всюду витал аромат соленой затхлости.

Среди ящиков и тюков Булфадий увидел большую клеть, собранную из толстых прутьев. Подле нее за импровизированным столиком сидели два матроса и перекидывались в кости. В самой клети кто-то находился, но из-за темноты чародей не мог разобрать, кто именно.

При виде капитана оба матроса сразу же бросили свое занятие и вскочили на ноги.

— Ну что, Балди, много выиграл? — как ни в чем ни бывало, спросил капитан.

— А мы на интерес играем, — быстро ответил сутулый, с редкими усиками матрос.

Второй, рыжий, с круглой проплешиной на голове, быстро закивал, всем видом давая понять, что согласен с напарником.

— Ладно вам брехать! Хоть родную мать на кон ставьте, мне плевать… Что там с Ковейном?

— Да что с ним станется, капитан? — развел руками сутулый матрос. — Спит как после доброй попойки.

— Разбуди.

— Вы уверены? Опять же начнется кавардак.

— Разбуди, говорю!

— Ладно, ладно, капитан, как скажете, — замахал руками Балди, при этом вид у него сделался столь печальный, будто его заставили драить палубу целую неделю.

Загремели ключи, и вскоре дверцы клети распахнулись. Балди осторожно вошел внутрь, второй матрос встал в проходе, подобрав с пола короткую дубину.

Булфадию все это не нравилось, но он молчал.

— Ковейн, дружище, пора вставать, — негромко сказал сутулый матрос.

Магистр заметил шевеление во тьме, а потом раздалось невнятное мычание.

— Я понимаю, что охота еще поваляться, но капитан попросил тебя разбудить, — с прикрытой осторожностью произнес Балди.

Темнота вновь зашевелилась, сутулый матрос отступил на несколько шагов и ударился спиной во второго моряка.

— Отойди! Чего встал? — рявкнул он.

— Тебя, дурня, прикрываю.

Балди оттолкнул рыжего моряка и вышел из клети. Дверца тут же захлопнулась. Щелкнул замок.

— Ковейн, подойди ближе, — попросил Зигмунд.

Снова движение, и к прутьям клетки из темноты вышел человек. Среднего роста, небритый, с грязными длинными волосами. Обычный моряк, похожий на остальных матросов Нагой девы. Однако все же одно отличие в нем было: совершенно нечеловеческий взгляд.

Матрос глянул на магистра и зарычал, прямо как сторожевой пес, увидевший чужака. А чуть погодя оскалил гнилые зубы и начал… лаять.

Булфадий глядел на него и молчал. Хоть зелье прочистило голову, но от увиденного Хранитель Барьера впал в ступор.

Чародей поморщился и обратился к капитану:

— Что с ним произошло?

Зигмунд пристально поглядел на магистра.

— Я думал, ты нам скажешь.

Булфадий вновь посмотрел на лаящего матроса. Ни следов заклинаний, ни проклятий он не ощущал, да и откуда им было взяться. Тогда с чего этот бедняга вдруг обезумел? Неужели так повлияло разрушение Барьера?

— А с остальным экипажем все в порядке? — спросил магистр.

— Таких как Ковейн больше нет. У Смуна, как он рассказывает, постоянно какой-то шум в голове, а Акурну мерещатся голые бабы. Но я почти уверен, что с ними все намного проще — оба вчера утащили из трюма бочку рома и почти вдвоем ее прикончили. Хотел я им трепку задать, но тут начался этот треклятый шторм.

Ковейн гавкнул, и Булфадий невольно вздрогнул. Вновь всмотрелся в его нечеловеческие глаза. Матрос угрожающе оскалился и схватился за прутья, затряс решетку с такой силой, что загремела сталь.

— Ковейн, фу! А ну успокойся! — закричал на него Балди. Второй матрос ударил дубиной по руке обезумевшего моряка, тот обиженно заскулил и отошел в темноту.

— Демоны меня раздери, ведь только утром он разговаривал со мной по-человечески, а сейчас зверь зверем! — в сердцах воскликнул Зигмунд.

— А меня вообще укусил, — сказал Балди и показал на запястье бордовые отпечатки зубов.

— Я вот еще о чем думаю, — произнес матрос с дубиной. — Если он спятил и теперь считает себя собакой, то почему на четвереньках не стоит? Ну псы-то на задних лапах ходят, верно? И по углам не метит…

— Не хватало еще, чтобы он мне тут все обоссал! — раздраженно рявкнул капитан.

— Надо признать, замечание верное. Мне тоже это его безумие кажется странным, — стараясь казаться спокойным и рассудительным, произнес Булфадий.

— Странное?.. А разве безумие может быть каким-то другим? Ковейн, конечно, был странноват, любил мясо с кровью и редко мылся. Но в остальном являл собой типичного моряка, коих встретишь в любом захолустном порту. А сейчас лает как пес, но загвоздка в том, что он — не пес. Он, мать его, человек, как ты и я. Что теперь с ним делать?

— А еще он ходячих мертвецов боится… ну тех, которых тот чародей воскресил, — добавил матрос с дубиной. — Как увидит, сразу лаять начинает, а стоит им подойти ближе, так сразу скулить принимается.

— Мертвецов мы все боимся. Никак привыкнуть к ним не могу. Как увижу — дрожь пробирает, — сказал Балди.

— Угу… Еще, бывает подкрадется сзади и встанет столбом. Обернешься — а тут его уродливая харя. Так и дергаешься, как сумасшедший.