Хранители смерти. Замурованная тайна

– Должен признаться, моя интуиция, за которую мы только что выпили, на этот раз меня подвела. Когда я познакомился с Тишинским, я первое время ни в чем его не подозревал. Наоборот, я полностью исключил его из круга подозреваемых. Я увидел в нем обычного «околонаучного» деятеля, который, вероятно, способен помогать своим пациентам. Ничто не выдавало в нем хладнокровного расчетливого убийцу. Что меня в нем зацепило, так это тот факт, что он зять Трутнева, но в разговоре со мной он не сказал об этом ни слова. С другой стороны, человек не обязан рассказывать следствию о себе все подряд. Так что в тот момент моя интуиция промолчала. Заговорила она позднее – когда я услышал характеристику Ирины Зверевой.

– А, это то, о чем мне рассказала блогерша Воробьева, – догадался Полудин.

– Да, и Воробьева тоже, – подтвердил сыщик. – Но еще раньше примерно то же самое мне рассказал о ней такой малоприятный человек, как журналист Дмитрий Злобин. И он, и Воробьева отмечали одну деталь: Зверева не интересовалась иконами до прошлого года, начала собирать их внезапно. Как будто ее что-то подтолкнуло к этому. Или кто-то… Тишинский в моих рассуждениях фигурировал только один раз – когда ты, лейтенант, пересказал мне показания режиссера Мамонтова. А он, в свою очередь, передал слова Любарской о том, что ее новый знакомый «врачует и тело, и душу». «А ведь это то самое, что говорил о себе Тишинский!» – подумал я. Тишинский всплыл в памяти, но быстро утонул, ведь у него было алиби. А потом нам сообщили из Цюриха о продаже картины, принадлежавшей Трутневу. И я подумал о том, какую роль в жизни несчастного миллионера играет любовь к своей жене и дочери. Тогда я уже знал, что Лиза Трутнева – жена Тишинского, и эта связь между Трутневым и Тишинским прочно засела в моей памяти. А потом у меня состоялась беседа с чиновницей Маруцкой. Она сказала, что востоковед Овчинников тоже упоминал в разговоре какого-то врача, с которым недавно познакомился. Эти слова меня насторожили.

– А почему они тебя насторожили, Лев Иванович? – не понял Ганчук. – Что в них такого необычного? Лично я не вижу никакой зацепки…

– Необычным было совпадение событий, – пояснил Гуров. – Любарская говорила, что недавно познакомилась с целителем, и Овчинников говорил, что недавно познакомился с врачом. Появляется цепочка событий: знакомство фигуранта с человеком, который представляется как врач, и далее следует смерть этого фигуранта. Понимаешь? Таких совпадений в жизни не бывает. И я стал думать о Тишинском чаще, стал вспоминать случаи, когда люди специально подстраивали себе алиби. Еще сильнее меня заставил думать в этом направлении рассказ Вали Столетова о некоем заказчике, который навел его и Чеснокова на Ирину Звереву. А уж когда Столетов сообщил, что заказчик назначил ему встречу в «доме Воротынского», психологический портрет этого заказчика стал мне ясен как день. И я принялся шаг за шагом вспоминать свой разговор с Тишинским, вспоминать, как умело он ушел от некоторых вопросов. И мне захотелось проверить его алиби. Я только тогда обратил внимание на то обстоятельство, что оба конгресса, на которых он побывал, проходили в дни убийств. Таких случайностей не бывает! И я поехал сначала в Киров, потом в Кострому. Остальное вы знаете.

– Значит, Тишинский совершил ошибку, когда построил два своих алиби одинаковым способом? – сделал вывод Волобуев. – Если бы он в качестве второго алиби придумал что-то другое, его не удалось бы поймать…

– Да, с его стороны это была ошибка, – согласился Гуров. – Но я не согласен, что в противном случае его не удалось бы поймать. Преступник всегда оставляет следы. А преступление остается нераскрытым, если расследование проводится плохо, небрежно или вообще только на бумаге.

– Да, когда вы все это рассказываете, кажется, что ничего сложного и не было, – протянул Полудин. – А всего каких-то три дня назад казалось, что мы бродим во мраке.

– Так что необычного вы видите в этом расследовании? – спросил Волобуев.

– Это дело не отнесешь к числу стандартных, – сказал Гуров. – Самое необычное в нем то, что все преступления совершались не из корыстных побуждений. Движущей силой убийцы была любовь. Только любовь к жене заставила успешного врача Бориса Тишинского задуматься о похищении картин, стоящих на международном рынке тысячи долларов. А поставив перед собой задачу похитить картины, он неизбежно пришел к мысли об убийстве владельцев этих картин. Любовь к Лизе заставила Тишинского убить пять человек, а любовь к дочери и жене заставила его тестя сымитировать убийство, совершив попытку покрыть эти преступления. Любовь – великая сила!

– В таком случае последнюю стопку нам придется выпить за любовь, – улыбнулся Волобуев. – У нас тоже есть любимые, и эта любовь движет и нами. Только, к счастью для общества, нас она движет в другую сторону.

– Хорошо сказал, капитан, ох хорошо сказал! – воскликнул Ганчук.

Остатки водки были разлиты по стопкам, стопки глухо стукнулись друг о друга.