Хранители веры. О жизни Церкви в советское время

Итак, вопрос: «Что всего страшнее для советской власти?» «Бомба какая-нибудь?..» – неуверенно ответил я. Не дав мне продолжить (я все равно бы не догадался), вопрошатель сам же и ответил: «Всего страшнее для советской власти – святой. Понимаешь? Святая личность для них всего страшнее». Так оно и есть. Потому-то жало Советов и было направлено на живую христианскую мысль – слово. Проповеди при советском режиме вообще не было, да ее, за редкими исключениями, и не могло быть. Причем не только потому, что властями она напрочь не допускалась, а еще и потому, что говорить-то ее было некому. Священники были все только требоисправителями. Такие огненные слова, какие в свое время митрополит Илия (Карам) говорил, советская власть допустить не могла. Ей нужно же было народ в том убедить, что «религия – опиум для народа». И еще что религия – сугубо частное дело. Но христианство есть Божий замысел о мире, оно – абсолютно вселенского масштаба. Глубинное убеждение даже существует, что если не будет святых, то мир перестанет существовать. Церковь предстательствует за целый мир, более того, богослужение четко связывает Небо с землей. Перед Советами и встала задача произвести нивелировку и свести все на нет. Только служение разрешалось, да и оно все только к требоисправлению сводилось. Если же появлялись такие личности, как архимандрит Вениамин (Милов), о котором я упоминал, это выходило уже за рамки дозволенного. Дух его огнем горел. Потому и изнуряли его. Почему? Он преступник? В чем-то виновен? Нет. Изнуряли его потому именно, что никакой вины за ним и в помине не было. Просто – он святой. Святой же абсолютно недопустим был при советском режиме.

Все у Советов только на то направлено было, чтобы христианство к формальности свести, дух угасить. В режиме этом только и держали Церковь.

Конечно, нельзя сказать, чтобы от христианства, в советское время пребывавшего в режиме требоисправления, не было никакого проку.

Богослужение, как бы и кем бы оно ни совершалось, значимость имеет во всех случаях. Оно есть единение Неба и земли. Молитва, как бы рассеянно и бездушно ни творилась, значимость перед Богом имеет всегда. «Слезинка некая, даже слезинки часть некая» не бывает забыта Богом (из молитвы святого Симеона Нового Богослова перед причащением). Правда, молитва, трепетно творимая перед Живым Богом, Богосыновство дарует, к обожению приближает. Этого нельзя стяжать формальной, холодной, бездушной молитвой.

Жесточайший урон был нанесен христианству советской властью, русский человек стал обезбоженным, и обезбожен он в ужасающем масштабе. Почти напрочь потеряны для христианства бывшие краснокосыночницы, к полному ожесточению пришли крушители алтарей. Народ в большинстве своем лишь формально стал придерживаться христианства. Сошлюсь на пример нашего прихода (храма преподобных Зосимы и Савватия в Гольянове в Москве. – Ред.). Диоцез – в сто пятьдесят тысяч человек. Какой процент составляют посещающие его? Они исчерпываются полутора-двумя тысячами человек. Просыпаются народные массы лишь на Крещение да в Великую Субботу – на освящение куличей. Конечно, и это – приход, но весьма относительный. Такая вера горами не двигает. Вера же должна быть жизненным принципом христианина. Христианин не удовлетворять должен религиозные потребности, а жить во Христе, мы же внутреннюю потребность в Боге к постыдному минимуму свели. Жизнью такой не жили христиане Святой Руси. Первое для них было – хождение перед Живым Богом. Касается это не святого только, а всякого верующего христианина. «Будьте святы… ибо свят Я, Господь Бог ваш». Это-то советская власть и пыталась из народа вытравить. Истребить веру из души народной она не смогла, но она надругалась над святынями, опустошила русского человека и верующих приучила к формализму.

И неудивительно: в период революции все святое было сметено, все ценное растоптано. Храмы порушены, уцелевшие приходилось восстанавливать из руин. Отчизна в жалком состоянии, русский человек обезбожен. Это и есть цена революции для русского народа. Тем не менее религиозная закваска у народа осталась.

– А если говорить не о количестве, а о качестве, если сравнить современных прихожан (настоящих, которые не два раза в год только в храме появляются) с прихожанами советского периода, которые посещали богослужение, зная, что они подвергают себя риску, ощущается ли какая-то разница в духовном облике?