Хранители веры. О жизни Церкви в советское время

– Мамина мама, Анна Александровна, была дочерью генерала от инфантерии и внучатой племянницей Д. И. Менделеева. Бабушка была очень строгая, «старая» интеллигентка, очень красивая, стройная и такая… грозно-спокойная, невозмутимая. Если бы пароход тонул и все бегали взад-вперед, то она бы сидела спокойно, потому что толку от суеты, как она считала, никакого нет. Один случай из моего детства ее характеризует. Я была предводителем ребят и девчонок, мы бегали на даче, играли во что-то… И бабушка вдруг услышала, что я визгнула. Дома она мне сказала только одну фразу: «Визжать, как уличная девчонка?!» И я на всю жизнь поняла, что производить какие-то такие звуки – это неприлично. То есть она делала внушение ненавязчиво. Она могла сказать так, что ты уже на всю жизнь понимаешь. Такие требования были в семье.

Мамин папа, мой дед Владимир Николаевич Максимов, был художником и архитектором. Происходил из глубоко верующей семьи, окончил в Петербурге Академию художеств, до революции работал с выдающимися архитекторами – В. А. Покровским и А. В. Щусевым, многое достраивал по их проектам, был их младшим другом. Проектировал для Царского Села, хотя далеко не все успел построить. После революции он остался без работы, некоторое время скитался с женой и маленькими детьми, жил у своего отца в городе Белебей в Башкирии. Бабушка, Анна Александровна, когда они были в Белебее, заболела тифом, лежала при смерти. Мама потом рассказывала: утром она проснулась от того, что ее разбудил отец, мой дед, который сказал: «Мне вчера сказали, что жена до утра не доживет. Я молился всю ночь, молился дерзновенно, просил: «Оставь ее! Не для меня, не для детей – детей сам воспитаю. Для того, чтобы я привел ее к Тебе». Анна Александровна тогда была, так сказать, ну, более чем тепло-хладная. И вот по своему детству я помню: кто читал молитвы утренние, вечерние? – бабушка; кто учил всему такому? – бабушка. То есть дед ее вымолил и к Богу привел.

В 1927 году дед с семьей перебрался в Кратово, в Подмосковье, построил там дом, который, кстати, до сих пор стоит. Там мои родители и познакомились.

– Как же это произошло?

– Познакомились они по молитвам владыки Серафима (Звездинского) [76] , бывшего маминым духовником. Поскольку бабушка была очень грозная, а мама моя – очень нежная, то она, в общем-то, дома страдала. Дед смягчал, как мог, обстановку. Но все-таки мама как-то сказала владыке Серафиму: «Я люблю детей, и мне очень трудно с мамой». Он ответил: «Давай молиться». И через какое-то время на горизонте появился Константин.

Произошло это так: папины добрые знакомые сняли дачу в Кратове как раз напротив дома Максимовых – семьи моей мамы. Сначала мамин брат Арсений, а потом и сама Ирина с сестрой Ясей познакомились с новыми соседями (правда, девушкам разрешили их навещать лишь после того, как Анна Александровна убедилась, что люди по соседству поселились порядочные). Ирина, моя будущая мама, очень понравилась хозяйке. Та решила: Костя пропадает, и Ирина пропадает, – и нашла способ их познакомить. Однажды она попросила Ирину помочь ей – испечь пирог и принести, когда гости соберутся. Вот таким хитрым способом она заставила ее прийти в нужное время в нужное место. Так моя мама с папой познакомились, это был 1930 год, но сначала это знакомство ни к чему не привело. В 1932 году маминого папу, Владимира Николаевича, арестовали вместе с девятнадцатилетним сыном Арсением за связь с «непоминающими» [77] , в частности с владыкой Серафимом (Звездинским). Дедушке дали три года лагерей, в 1933 году досрочно освободили по состоянию здоровья, но запретили жить вблизи Москвы. Однако он нелегально приезжал в Кратово (где и умер в 1942 году). В 1933 году мама с папой поженились.

– Ваше детство пришлось на время Великой Отечественной войны?

– Да. Когда родители поженились, папе было тридцать шесть – тридцать семь лет, маме тридцать шесть. Поселились они в Москве вместе с папиной мамой, Наталией Семеновной. Когда я родилась, бабушка меня полюбила очень. Читала мне стихи, учила рисовать. Воспитывала она меня так нежно и так спокойно, что в детстве я была просто образцовым ребенком. Когда мне было три с половиной года, родилась младшая сестра – Машечка, или Муся, как мы ее звали. Родилась она, видимо, сразу с какими-то болезнями. Меня взяли в роддом, это было в Раменском. Там мне на руки положили запеленутую девочку и спросили: «Нравится ли тебе девочка?» Я сказала: «Нравится». У меня другого выхода и не было. С этого момента я себя помню. И с тех пор я ее, можно сказать, держала всю жизнь, потому что она была всегда больная и вечно требовалась какая-то моя помощь. В раннем детстве я называлась «зама-мама».