Хранительница. Памятью проклятые

Преувеличивал, конечно: небо за окном едва заметно золотилось, согретое поднимающимся из-за горизонта солнцем, вся природа будто замерла в ожидании чуда. В предчувствии нового дня и каких-то невероятных, но необратимых перемен.

Я тоже чувствовала эти перемены. Помнила вчерашний обряд, помнила, что должно случиться, помнила все. И сама невольно сжала ладонь Влада, с обреченной ясностью осознавая, что человеком мне осталось быть меньше часа.

В этот день я ступлю уже нечистью. Без родных и друзей, зато со странным чудиком, который, кажется, и правда решил, что я буду достойной заменой его родственников. Новый якорь, который всегда под рукой.

«Ты тоже подойдешь» … Какая прелесть.

— Очень кстати, — со старческим кряхтением Влад поднялся на ноги. Пошатнулся, оперся на мои плечи, чуть не уронив нас на пол, и выдохнул.

Я молчала, затолкав все рвущиеся из груди ругательства как можно глубже. Обматерить городового от всего сердце я смогу и потом… как-нибудь. Сейчас же мне нужно было прилагать все силы к тому, чтобы держаться на ногах самой и придерживать его. Мокрого, холодного, слабого.

— Надо было тебя все-таки переодеть. Заболеешь ведь.

— Я нечисть, я не болею, — отмахнулся он, — пойдем.

— Куда пойдем?! Ты едва на ногах стоишь!

— На крышу, — меня упорно не хотели слышать.

Владу надо было срочно куда-то идти, а, значит, мы непременно должны были пойти.

Мы и пошли. Злая я и мокрый он. На крышу.

Зачем? Мне не объяснили.

Просто затащили на последний этаж, шутя вскрыв замок на двери, поставили у самого края крыши и велели:

— Смотри.

— Куда смотреть? — зажмурившись, я с ужасом ждала, что Влад вновь пошатнется, не сможет устоять на ногах, я не выдержу его веса, и полетим мы с ним вот прямо туда. На мокрый асфальт, который с высоты двадцати пяти этажей выглядел ну очень опасным.

— На город, — велел Влад, чуть встряхнув меня за плечи. Садист доморощенный! У меня же чуть сердце не остановилось, я же уж было решила, что все, сейчас и правда свалимся.

— Не могу! Почему здесь не установлены перила?! — утренняя прохлада, смешавшаяся с промозглостью затяжного ночного дождя, высотой и общей неуютностью рассветного часа, вытягивала из меня тепло не хуже городового, успешно тянувшего мои нервы.

— Они мешают, я убрал их сразу же, как переехал — повел плечом Влад, — открой глаза и посмотри.

Мне было холодно и страшно, но я все равно открыла глаза, чтобы быстро оценить раскинувшийся под нами пейзаж: беспросветную черноту луж, зловещесть асфальта и всю унылость перспектив на будущее, и бодро отчитаться подрагивающим голосом:

— Посмотрела, теперь пошли отсюда.

— Леся… — лаконично намекнул он на свое недовольство.

— Ну хорошо-хорошо, — еще раз глянув вниз — сердце от ужаса застыло, больно сжимаясь в груди — я несколько мгновений своего нервного внимания уделила зеленой, довольной погодой траве, сочной и полной жизни. Припаркованным у подъезда машинам. Одна из которых принадлежала Владу и с недавних пор имела внушительную вмятину на крыше, оставленную тяжеленной тушей лярва. С такой высоты ее, разумеется было сложно разглядеть, но я о ней знала, а скоро узнает и Влад… или, лучше сказать, вспомнит? — все, посмотрела. Давай теперь пойдем отсюда, пожалуйста.

— Лесь, смотри не вниз, а вперед, — устало велел он, для надежности даже рукой указав направление.

А там… ну, там был город.

Дом городового находился на некотором возвышении, делая нас чуточку выше других многоэтажек, по большей части расположившихся с другой стороны и не закрывавших нам обзор, позволяя увидеть темную ленту шоссе, зеленеющий впереди парк, большая часть которого притаилась за скромными девятиэтажками, небольшие магазинчики или напротив, внушительные, трех-, а то и пятиэтажные торговые центры, с головокружительной высоты моего пребывания казавшиеся не такими уж и большими. Безлюдные улицы, безлюдная аллея, ведущая к метро и несколько машин на дороге, целеустремленно спешивших по своим делам.

Все это казалось серым и сонным, в столь ранний, сумрачный час, но солнце готовилось выглянуть из-за горизонта, небо медленно разгоралось золотыми всполохами, и серость в скором времени обещала смениться теплой яркостью летнего утра.

Впрочем, это никак не объясняло странного требования Влада, чтобы я «смотрела».

— И туда посмотрела, — послушно и совсем безнадежно сказала я, — а теперь может, уйдем отсюда?

— Позже, — пообещал Влад.

Мы так и продолжали стоять на месте, у самого края крыши. Очень ровненькой, аккуратненькой, с одной скромной заплаткой из битумной мастики, очень напоминающей гудрон и приятно тревожащей память о детстве. И лужа тут тоже была только одна. И мы тоже были одни. Два психа на крыше. Вместо того, чтобы спать, рассветом любуемся.

Любуемся, да… если бы так было на самом деле.

— Влад, скажи честно, ну зачем ты меня сюда затащил?

Он молчал, продолжая удерживать меня на месте. И это было совсем нехорошо, страшно это было.

— Нет, понятно, конечно, что для окончательного превращения в нечисть, но неужели я не могла встретить солнце в квартире?

— Ты должна это увидеть.

— Что «это»?