Хрен знат

К подобным рассказам, я всегда относился скептически. Сделал вид что поверил, но в душе усмехнулся. Бывал за границей и знаю, как русские люди боятся подозрения в аморалке. Вылететь оттуда раз плюнуть, уж слишком конкуренция велика. Все женщины хают бывших своих мужей и сожителей. Даже моя первая, сказала при расторжении брака: "Пил, бил". А что ей еще было придумать? Не скажет же она на суде: "Причина развода в том, что я сама сука"?

В этом плане, я Любку не понимал. Проще всего свалить вину на кого-то. Ну, бог наказал, или злодейка - судьба выкинула такое коленце, что рожать ты не сможешь. Не сдавайся же ты, сделай хоть маленький шаг в этом направлении. Брось курить, не заглядывай в рюмку. В церковь сходи, свечку поставь. Вдруг, да обломится?

Короче, простил я, когда по весне Любка явилась с миром и бутылкой тещиной самогонки, но дал себе честное слово, что это в последний раз.

Весь год на меня давило дурное предчувствие. Тем не менее, на земле я работал честно, хоть и держал в уме грядущий итог. А в преддверии "часа икс", вообще ни разу не выпил и обращался к Любке только ласковым словом.

Что, интересно, она придумает? - не выходило из головы. - Какой повод найдет?

Зря гадал. Обошлось без повода. Любка нажралась в дупель, и

вломилась в мой дом со словами "Твою мать!" на устах. И, честное слово, мне почему-то стало смешно. Я выслушал пару визгливых фраз, потом указал пальцем на дверь и сказал:

- Вон пошла, прощелыга! И чтобы твоей ноги здесь больше никогда не было!

Первый месяц после того, я видел Любку раза четыре в неделю. Она слонялась возле редакции, вздымала на меня страдающие глаза и просила прощения. Еще бы, сколько там той зимы! А я проходил, как мимо пустого места, слова не обронив. Угол в душе, который когда-то занимала она, стал большим пустырем. Я даже не помню день, когда Любка исчезла, ушла из моей жизни...

- Поехали, Сашка! Сколько можно стоять истуканом? - нетерпеливо сказала бабушка Катя. - Можно подумать, ты что-то здесь потерял.

- Иду!

Я бережно зачерпнул горсть горячей земли, смял ее на ладони и пропустил сквозь пальцы. Странно, но чернозем не превращается в пыль.

Вдоль гребня горы кони выбрались на дорогу, понуро затопали по наезженной колее. Те же тополя вдоль обочин, поля да посадки. А в бездонном омуте неба далекое облачко, как белое перышко, что обронила случайная птица. Солнце еще не лютовало, но уже начало припекать.

- Что молчишь, - спросила бабушка Катя, - не взопрел еще?

- Нет, - предательски пискнул я.

Голос еще не начал ломаться, но дело к тому шло.

- Ты про то, что я тебе утром насочиняла, наплюй и забудь, - озабоченно сказала она. - Поверишь еще...

Э-э, нет, - подумалось мне. - Это повторное упоминание уже неспроста. По-моему, тут скрывается какая-то тайна. Как же, блин, Пимовну расколоть?

- А вот мои дедушка с бабушкой с деревьями разговаривают, - бросил я нейтральную фразу.

- Ишь, ты, какой хитренький! - вдруг, засмеялась она.

Этого еще не хватало! Мне почему-то приблазнилось, что все мои мысли Пимовна читает насквозь. Аж потом прошибло! А ну как, моя сага о Любке для нее уже не секрет? Я замкнулся в себе

и замолчал, нет-нет, да бросая косые взгляды в ее непроницаемое лицо.

И этот демарш не остался для нее незамеченным:

- Что не так? Почему ваша светлость надувшись, как мышь на крупу?

- Будто не знаете! - обиженно буркнул я.

- Если расскажешь, узнаю.

И я задал вопрос, который не давал мне покоя с тех времен, когда бабушка Катя лечила меня, тогда еще, пятидесятилетнего мужика, от белокровия, или, как она недавно проговорилась, от наведенной порчи. Так, мол, и так, скажите, но только честно, откуда вы знаете то, о чем я сейчас думаю?

К моему удивлению, Пимовна хрюкнула и залилась искренним, долгоиграющим смехом.

- Ты хочешь сказать, что я твои мысли читаю?! - спросила она, вытирая платочком глаза. - Ну, уморил! Ой, бабоньки, не могу!

Я ежился, злился, недоумевал.

- Нет, Сашка, - наконец, произнесла бабушка Катя, - мысли читать - этого не может никто. А вот то, что написано на твоем лбу... - она опять тоненько захихикала. - Вот скажи, какого ляда ты набрехал, что Степан Александрович и Елена Акимовна с деревьями разговаривают?

- Зачем мне брехать? - сам видел.

- Ну, раз видел, тогда расскажи. Как дело то было?

- Да как? - настроение было подпорчено, рассказ получился скомканным и сухим. - Груша у нас в огороде растет. Ну до того поганючая! Цветет, вроде, богато и пчелы над ней вьются. А потом завязи осыпаются. Останется с десяток плодов - и те она до осени и не доносит. Роняет зелеными. Ну, дед, ближе к зиме, взял топор, постоял возле нее, и у бабушки спрашивает: "Срубить ее, что ли, чтобы зря солнце не загораживала?" А та отвечает: "Да нехай еще год постоит. За ум не возьмется - срубим".

- Так это ж они промеж себя разговаривали!

- Ну и что? Дерево-то услышало! Наварили тазик повидла, и так еще... ели от пуза.

- Конечно! - возмутилась бабушка Катя. - К тебе тоже с топором подойди, так к утру весь учебник выучишь! А нет бы с ласковым словом...