Христианство и страх

Чрезвычайно важная черта католического обряда, его важнейшая часть – магический характер, пришедший в христианство при Павле. Мы уже говорили о заразной магии культа мощей[405]

. То же относится и к облаткам. Именем Иисуса Христа часто, точно заговором, отгоняют беду. Хайлер пишет о том, что уже в схоластико-догматическом понимании действенности таинств «ясно видно примитивное представление об автоматической (сверхъестественной) силе “священных” действий»[406]

. Они действуют ex opere operato

, независимо от любых усилий, какие добавляет в них вера человека, обретающего их эффект. Крещеного младенца в вечности ждет другая участь, нежели некрещеного. Когда я спросил католического священника: если по воле Божией умирает ребенок, которому земные родители не уделяли внимания, потому и не крестили, – хочет ли Бог даже в вечности оставить это дитя в невыгодном положении по сравнению с другими, крещеными, о которых заботились хорошо? Священник решительно согласился. Когда Герман Шелль в своей догматике выступил против такой жесткой точки зрения и допустил, что и некрещеные дети могут попасть на небо, ортодоксы выступили против, и его мягкость в этом вопросе способствовала тому, что его работа попала в Индекс запрещенных книг[407]

, – это наделение магическими свойствами вещественного и действий также является особенностью невроза навязчивых состояний.

В части, посвященной теории страха, мы говорили о магическом характере обсессий. Мы показали его на примере пекаря, десятилетиями страдавшего от уверенности в том, что он повинен в смерти человека, которого проклял, хотя он знал, что ни при чем. Некая сила заставила его приписать своему проклятию магическое действие, сколь бы решительно ни противился этому разум. Мы обратили внимание на то, что если задуматься о загадочной принуждающей силе, то на ум приходит примитивная метафизика: больной приписывает этой силе обладание способностью желать, налагающее определенные воззрения, то есть она расценена как духовная. Отсюда до веры в демонов – маленький шаг. Временами невротик, страдающий от навязчивых идей, воображает божественную карающую силу или видит в компульсии защиту, данную ему для его же блага, – как пример можно привести то же навязчивое мытье рук, причем здесь навязчивость легко превращается в стереотипную инсессию. Мы уже упоминали о чрезвычайно частом явлении, так неудачно названном «верой во всесилие мышления». Иные невротики склонны мысленно, а чаще вслух произносить слова вроде «чур меня!» и даже совершать некие действия, чтобы предотвратить беду – например, стучать по дереву, чтобы с ними не случилось несчастье. В этом «суеверии» – метафизика навязчиво-невротического происхождения, апотропеическое волшебство или магия, выбирайте что хотите.

Стоит заметить, что такие позитивные и негативные навязчивости, проявленные как часть болезненной частной магии, – другими словами, обсессии, – отличаются от католического обряда. Бертолет считает очень важным, что в истинной магии действует машинальная и чисто вещественная сила, а в религии, которую он четко отделяет, ритуал оказывает влияние на личную (божественную) волю, свободную решить так или иначе[408]. Но он сразу же соглашается с тем, что магическое мышление, иными словами, мысль о магической неодолимой силе, часто входила в религиозные верования. Некоторые больные, страдающие от навязчивой идеи хранить молчание, временами приписывали это повеление то божественной, то дьявольской силе, а иногда – силе безликой, действующей через волшебство или магию. Здесь все так же, как и в случае с личными повелениями, продиктованными компульсией. Психологически условия возникновения этих трех случаев схожи, и их симптомы склонны соединяться.