Христианство и страх

Именно Кальвин предал Сервета на верную смерть. Он передал письма «еретика» некоему господину де Трие, хотя точно знал, что после такого великий испанский врач, по религиозным основаниям столь страстно боровшийся с Троицей, будет предан инквизиции. И когда указывают на то, что так Кальвин хотел оказать услугу господину де Трие, то это его не извиняет, а наоборот. Еще за семь лет до прибытия Сервета в Женеву (февраль 1546 года) Кальвин писал, что задействует все свои силы и связи, чтобы Сервет, если приедет, не покинул город живым[725]. О его заступничестве на казни Сервета – о предложенной замене костра смертью от меча – нам известно только из его письма Фарелю[726]. Нет свидетельств, будто он проявлял в этом деле большое рвение; по крайней мере, протоколы заседаний совета, как свидетельствует Р. Шварц[727], ничего об этом не говорят. Сервета сожгли. Кальвину удалось сделать немногое, о чем свидетельствует отрывок из письма реформатора. Когда мадам де Кани оказала милость человеку, которого Кальвин считал еретиком, он написал: «Уверяю Вас, не сбеги он [еретик] так рано, если бы что и спасло его костра, так явно не мое небрежение долгом» (

“pour macquicter de mon debvoir jl neust pas tenu a moy quil ne fut passe par le feu”)[728].

Думерг и его некритичные последователи неутомимо оправдывают Кальвина, говоря, что таким был дух того времени, но такие аргументы нужно решительно отвергнуть во имя правдивости. Разумеется, система наказаний в Женеве, которую Кальвин терпел и даже, как мы увидим, требовал, была наследием отчасти католической инквизиции и по меньшей мере – тогдашних правовых традиций. Да, она соответствовала понятию права в представлении почти всех современников. Когда Кальвина винили в жестокости, уже Беза порывался за него заступиться[729]. Но тот, кто несколько лучше изучил то время, знает, как против преследований еретиков горячо выступали очень многие ученые с тысячами последователей, требуя снисходительности к еретикам во имя Евангелия. Или Кастеллио, или один из его коллег, в творении Traité de hérétiques

называет таких авторов[730]: Мартин Лютер[731]; швабский реформатор Иоганн Бренц (1499–1570), цюрихский профессор Конрад Пелликан (1478–1556); Иоганн Агрикола из Айслебена (1490–1566); Каспар Хедио (1492–1552), Целий Курион (1503–69), Якоб Шенк (1508–46), Лелий Социн (1525–62), Кристоф Хосман, Отто Брунфельс; Регий Урбан; Георг Клейнберг, Мартин Целларий. [Сам Кальвин в письме от 4 марта 1555 года упоминает некоего Зеведея, пастора из Нуайона[732].] Я бы добавил к этому списку еще ряд имен: Эразм (1466–1536)

[733], Себастьян Франк (1499–1543), Каспар Швенкфельд (1489–1561); Пьер Туссен, реформатор Монбельяра; Грибальди, профессор права в Падуе; Бонифаций Амербах, благородный и благочестивый базельский юрист; Андреас Ипериус из Франкфурта-на-Майне[734] и Николаус Цуркинден, секретарь совета в Берне. Могу добавить еще и самого Кастеллио (1515–63), Бернардино Окино[735], и анабаптистов[736]

. Кальвин их знал и слышал их проповеди о любви – по крайней мере, большую часть. Они выступали против преследований еретиков – и не произвели на него ни малейшего впечатления. Так может, хватит повторять старую лживую сказку о том, будто жестокость Кальвина связана с духом того времени? Кальвин считал себя обновителем и единственным авторитетным толкователем Евангелия – ну можно ведь было надеяться, что он поймет и отдаст должное любви и состраданию Спасителя к заблудшим и падшим?

Совершенно неверны и попытки Эммануэля Штикельбергера, Пфистерера и других объяснить жестокое обращение с еретиками в Женеве требованиями уголовного кодекса – «Каролины». Пфистерер уверяет, что после многолетнего изучения этого вопроса он все еще удивляется, как чрезвычайно точно женевское судопроизводство, включая пытки… совпадает с положениями «Каролины»[737]. Однако дело заключается в том, что «Каролина» в Женеве никоим образом не имела законной силы[738], и что в Женеве были распространены совершенно другие пытки и виды смертной казни, чем те, которые называет «Каролина». В «Каролине» нигде не говорится о strappado (когда человека поднимали на связанных за спиной руках и давали ему упасть), о терзании раскаленными щипцами, о сжигании ступней, об убийстве при измене без жалобы супруга, о похоронах заживо всех, кроме детоубийц…

Удивительным образом до настоящего момента никто из многочисленных биографов и историков не описал и не рассмотрел подробно те темы, которые, по крайней мере, в одном особенно важном случае точно отвечают на вопрос о влиянии Кальвина на уголовное судопроизводство в Женеве. Это процесс ведьм и колдунов из Пене.