Христианство и страх

21 декабря 1545 года пасторы – нельзя забывать, что Кальвин был их начальником – пожаловались в Совет на то, будто слышали, что их коллега Бернард «опорочен» (diffamé), причем «несправедливо и необоснованно» (à tort et à raison), и потребовали защиты его прав. Было решено, что надзиратель Пене этому поспособствует. 4 января 1546 года пастор сам потребовал «сатисфакции» от мужчин

Пене, «которые его порицали и оклеветали», и генеральному прокурору тотчас же поручили наказать виновных. В итоге некую женщину в Сатиньи приговорили по воскресеньям, после богослужения, нести факел в знак позора, на тех основаниях, что та раньше занималась проституцией, «хотя в деле не было точных доказательств»! Более того, ее приговорили просить Бога и суд о милости, а после осудили на пожизненное изгнание. Изгнали и еще одну женщину из общины только по подозрению в том, что та обидела Бернарда[757]. Но на этом кровожадный гнев охотника на ведьм не утих. 29 октября 1548 года надзиратель в Пене, Вандель, сообщил Совету, что жители Пене пожаловались на пастора Бернарда, заявившего в проповеди, что «в округе Пене одни еретики, колдуны и лжесвидетели»[758]

. 5 ноября представители власти, выслушав жалобы граждан и ответ Бернарда, обязали пастора объяснить, что он не имел в виду местных, а только хотел осудить грехи в целом. На следующий день священническая братия пожаловалась на то, что оного из них преследуют за проповедь, хотя тот проповедовал лишь то, что «было позволено возвещать перед очами Божьими». Совет не принял жалобу во внимание и остался при своем. Мы видим, как Совет годами должен был вставать на пути у пастора Сатиньи-Пене, томимого неутолимой жаждой судов над колдунами и колдуньями. Печально, что духовные лица, включая Кальвина, неустанно защищали своего коллегу. Тот же самый пастор Бернард на великой «Конгрегации по поводу вечного избрания Божия» (“Congregation sur l'élection éternelle”) в 1551 году, когда все пасторы заявили о своей вере, наиболее чувственно описал страдания отверженных следующим образом: «Господь вложил нам в уста слова, которые мы проповедуем, о том, что одни избраны, чтобы жить вечно, а другие преданы погибели. И что это означает, если не то, что одни избраны, чтобы быть спасенными, а другим предназначено гореть в вечном пламени?»[759].

Вместо массового уничтожения еретиков, которого потребовал Кальвин, за следующие одиннадцать месяцев произошел один-единственный процесс, который закончился изгнанием уже изгнанного, хотя органам, производящим расследование, были даны необычно широкие и суровые полномочия.

5 января 1546 года Совету стало известно, что хирург Бастиан, которого называли le bon hérige

(«хороший еретик», то есть колдун), несмотря на изгнание, вернулся обратно (о том, был ли он изгнан из Пене, ничего не говорится) и сперва травит людей, а потом их лечит. Было решено пересмотреть изгнание, а обвиняемого временно арестовать[760]. Через неделю ему выразили официальный протест, отпустили и под угрозой бичевания изгнали пожизненно[761]. Так жалоба Кальвина на массовое колдовство утратила силу, и Совет решительно отверг его требование казнить всех колдунов.

Наконец, 12 октября 1546 года генеральный прокурор объявил Совету, что некто Морис Боржо из Пене, находясь под арестом, признал себя «еретиком»[762]

. Под пытками он «признался», что колдовством убил семь человек и много скотины, отрекся от Бога и отдался дьяволу. За это 18 ноября 1546 года его приговорили к сожжению.

Таким был суд над ведьмами и колдунами в Пене, и такими были его последствия, о которых биографы Кальвина либо умалчивают полностью, либо упоминают вскользь, без подробностей[763]. Шестерых «колдунов» так и не уличили в том, что те вредили другим людям, как распространители чумы в 1530 году, которых не обвиняли в колдовстве[764]. По крайней мере так свидетельствуют записи Совета. Их преступление было религиозным – соглашение с дьяволом. Мы видели, что реформатор желал смерти всем колдунам и предсказателям. Он проявил упомянутое рвение, когда увечил подозреваемого в колдовстве и сжигал на костре супружескую пару; и когда требовал пыток в предварительном расследовании, том самом légitime inquisition. Несчастному Амиду Дарне вырвали руку и сожгли ноги. Чтобы возвести на костер многих и многих, в необходимости чего уверял Кальвин, пытки продлевали, и люди обвиняли сами себя в том, чего не делали.

Возникла страшная опасность, что ужасные пытки и массовые казни, которые производились полгода назад, когда чума создала психоз страха, могут продлиться и в спокойные времена. Мы должны быть бесконечно благодарны и стойкому Амиду Дарне, и Совету Женевы, каким бы ужасно жестоким ни был его суд, ибо Совет был слишком проницателен в чувстве правосудия – и потому отклонил новые массовые казни, которых требовал Кальвин, дав отпор реформатору и сохранив свое и так жестокое правосудие от дальнейшего бесчеловечия.