Христианство и страх

Насколько же преуспел Павел в преодолении страха и его пагубных последствий? Он дает ответ исходя из собственного опыта: «Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, которым взываем: “Авва, Отче!”» (Рим. 8:15). Лютер верно передает смысл восклицания: «Авва, дорогой Отец!» Это новое отношение – сильная любовь к Богу, перенесенная от любви ко Христу: эта новая любовь сменяет дух страха, связанности, рабства – и является его противоположностью. До Дамаска Павел еще не испытывал веры, важнейшим качеством которой была любовь; но эта вера возникла после – и крепла по мере того, как Павел все яснее понимал, чем для него является Христос. В этом процессе чувственный и умозрительный элементы, любовь и вера в чуть более узком смысле, усилили друг друга в неразрывной взаимной связи.

Удивительная природа спасения, которое совершилось с апостолом Павлом, доказывается не только той восторженной радостью, с которой он проявляет свою победу над страхом, но и его обширной миссионерской работой и его героической стойкостью в дни почти беспримерных гонений (2 Кор. 11:23). Нет, боязнь и страх не уходят из его жизни. Он часто говорит о них (1 Кор. 2:3; 2 Кор. 2:4; 2 Кор. 6:4; 2 Кор. 12:10), но это больше не уничтожающий безнадежный ужас, явленный как итог объективного несоответствия реальной опасности и вызванного ею страха. Единство с Христом и через Него с Богом возвышает святого Павла – и мы говорим об этом не только на основании теории страха – на вершины какой угодно любящей веры или верящей любви, неуязвимой для любого страха. Да, страх может поднимать голову, но оружие духа тотчас же ее посекает.

И речь не только о внешнем исцелении; происходит нечто большее, чем просто суггестивное вытеснение страха. Внутреннее преображение сводит на нет и навязчиво-невротические последствия, которые, как мы видели в той части, где речь шла о теории страха, представляют собой полный или частичный итог неудавшейся попытки исцеления. Страх перед писаниями Ветхого Завета и его ритуалами рушится. «Буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3:6), «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17). Этими словами Павел устанавливает Magna Charta, Великую хартию христианской свободы, высоко реющее знамя победной борьбы против всех форм навязчивой ортодоксальности. Иисус произнес великие слова: «Вы слышали, что сказано древним… а Я вам говорю…» – слова, в которых содержались семена неустанной борьбы против тирании, в которую обратились священные писания. В создании фундамента для этого принципа и в доведении его до совершенства Иаков и его последователи потерпели полный крах, а святой Петр не справился даже наполовину (Гал. 1:13). Именно Павел, сам, продолжил работу и завершил ее. И именно поэтому он стал защитником свободы в эпоху Реформации.

Конечно, у него встречаются раздражающие рудименты, умаляющие его лавровый венец. В толковании Священного Писания он часто ведет себя как раввин и служитель буквы закона – например, 1 Кор. 9:9, фраза, согласно которой отрывок из Втор. 25:4 говорит не о том, что нельзя закрывать рот волу молотящему, но о том, что эта заповедь (на самом деле призванная во благо волу) была дана ради самого святого Павла и иных удостоенных милости. Опять же, в 1 Кор. 10:4 Павел утверждает, что камень, следовавший за Моисеем и его народом – тем, из которого все пили, – был Христос. Такое преклонение перед Библией поражает своей гротескностью. Но нельзя не заметить, что и в таких случаях Павел только внешне позволяет букве закона влиять на себя. На деле он владеет законом и добавляет к нему что-либо или отнимает в согласии со своей полновластной верой.