Христианство. Три тысячи лет

Даже самый обычный человек, взглянув на картину Караваджо, поймет, что увидел художник в этом библейском рассказе: трапеза в Эммаусе – очевидно, церковное преломление хлеба и вина, эхо Тайной вечери, Евхаристии, рассказа о Страстях. Каждая Евхаристия – радостное воспоминание о воскресшем из мертвых, который встречается со своими учениками в самое неподходящее время, в самом неподходящем месте (например, здесь, в Эммаусе), при самых неподходящих обстоятельствах. Совсем не факт, что Эммаус в этом рассказе – реальное место недалеко от Иерусалима. Мы ничего не знаем об Эммаусе I века н. э.; известно только, что двумя веками раньше в этом месте маккавейские герои одержали победу над врагами Израилевыми, о чем сказано: «И язычники все познают, что есть Искупающий и Спасающий Израиля».[148]

В евангельской истории Эммаус находился за пределами времени – и это самое подходящее место для встречи учеников с тем, чьи страдания затмили страдания маккавейских мучеников и принесли искупление новому Израилю.

Через некоторое время (свидетельства расходятся – от нескольких дней до сорока) Иисус расстался со своими учениками; двое евангелистов пишут, что он был взят или вознесен на Небеса. Позднее христиане присвоили этому событию название Вознесение, и в христианском искусстве это окончание служения Иисуса стало изображаться буквально: Иисус поднимается над землей и исчезает в сияющем облаке.[149]

Историки даже не пытаются искать под этими рассказами фактическое основание: все, что могут сказать об этом некоторые из них – что это, мол, смехотворные выдумки. И все же они не в силах не обращать внимания на ту потрясающую энергию, которой наполнили события Воскресения и Вознесения последователей Иисуса – и не могут отрицать, что именно эти события, чем бы они ни были, послужили отправной точкой для возникновения христианской церкви, о первых шагах которой нам известно очень немного. Было ли то массовое заблуждение, какой-то колоссальный самообман, или же действие некоей силы, недоступной западному научному анализу, – ясно одно: те, кто знал Иисуса, кто пережил страшный удар его смерти, уверились несомненно, что он по-прежнему жив, по-прежнему их любит, что он ушел на Небеса, но еще вернется оттуда, чтобы спасти от гибели и наградить своей любовью всех, кто признает его своим Господом.[150]

Так кем же был Иисус

Едва ли стоит удивляться, что все два тысячелетия, прошедшие с этих чудес и тайн, в христианстве идет нескончаемый спор о степени их реальности и об их значимости. Читатели этой книги, быть может, удивятся тому, сколько внимания я уделяю богословским тонкостям, когда-то возбуждавшим у христиан такие страсти, быть может, заскучают и поторопятся перевернуть страницу – но невозможно написать историю христианства, оставив в стороне богословские диспуты. Основная проблема проста – и в то же время предельно сложна: как может человек быть Богом? Христиане могут быть страстно убеждены, что в лице Иисуса встречаются с таким же, как они, человеком, который в то же время и Бог, но им могут не нравиться следствия этого. Как может Бог участвовать в обыденной человеческой жизни, со всеми ее неаппетитными подробностями – и оставаться Богом? Человек по природе своей грязен, слишком большое место в его телесной жизни занимают пищеварение и разложение – процессы, от которых с отвращением отворачивается благочестивое воображение; но без грязи – может ли Христос обрести реальную человечность, ту, что способна вырвать его собратьев-людей из жалкого, беспросветного существования, подарить им радость и жизнь? Эти вопросы занимали церковь первые пять столетий: ответы на них давались самые разнообразные – и никогда христиане не были в этих вопросах единодушны. И разногласия эти были ни в коем случае не «академичны» – за ними стояли вечная жизнь или вечная погибель. Мы увидим, как толпа линчует епископа, подписавшего неверное решение; как христиане жгут живьем других христиан из-за вопросов, которым теперь находится место разве что на семинаре в университете. Мы попытаемся понять, почему в прошлом люди бывали так яростны, так боязливы, так жестоки друг к другу, – понять, хотя и не проникнуться их чувствами. А для всего этого нам придется разобраться в обширном списке богословских понятий – начиная с самого Господа Иисуса Христа.