Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)

Смех его захлебнулся, потому что седоусый, собрав последние силы, вогнал остриё меча в глотку, не прикрытую кольчугой.

– Мы ещё доспорим об этом. Там…

Чуть пошатался и с маху упал ничком на скользкую от крови землю. Встали перед глазами поля, борозда за лемехом, аисты в воздухе, лик Христа, церковь в огне. А потом уже ничего не было.

Глава 49

ФОМА, НАЗВАНЫЙ БЛИЗНЕЦ

Богом клянусь, моления сегодня не нужны… Кто любит вино – пусть отправляется за мной. Клянусь святым Антонием, мы не попробуем больше винца, если не отстоим наш виноградник.

Ф. Рабле.

Отряд, охранявший Лидские ворота, отрезали с самого начала, и потому он только слышал рёв дуды над городом, но ничего не знал об остальных. Правда, Фома, как только началась резня, бросил молодому:

– Беги к Христу, веди сюда. Нас тут больше. Спасай ты его.

И молодой пробился, прорвал строй. Его схватили за плащ, но он, полуголый, всё же вырвался, убежал.

Однако убежал он уже давно. Полтора часа защитники ворот не знали ничего об остальных. Не знали, что за это время схватили Иуду и Анею, что молодой случайно столкнулся с Христом и они собирают вокруг себя разрозненные ватаги мятежников. Не знали, что убит седоусый, что Марко Турай и Клеоник с Фаустиной, отрезанные от всех, еле отбились и сейчас на конях бегут от погони. Не знали, что схвачен «крестами» старый мечник Гиав Турай.

А между тем с начала бойни минуло совсем немного времени. Чуть начало краснеть на востоке, и пожары во тьме ещё вовсю освещали всё вокруг.

На забрале, по обе стороны от круглой башни – звонницы – темно кишела гурьба, люди Кирика Вестуна и Зенона. Они пускали стрелы в нападающих и рубились с теми, кто стремился добраться по забралу к башне, опустить воротные решётки и таким образом отрезать беглецам дорогу из города.

Этой дороги нельзя было отдать. Только по ней ещё и могли выбраться из западни, затеряться в полях и пущах раненые. Именно сюда, по мнению Фомы, должен был привести боеспособные остатки мятежного войска отрезанный Христос.

Ни Тумаш, ни Вестун не знали, что Христос не сумеет пробиться сюда сквозь могучую стену вражеских войск, что у него мало сил.

И именно потому, что Тумаш с друзьями не знали этого, они дрались отчаянно. Внизу, у входа в ворота.

Лицо Фомы ещё больше покраснело, глаза выпучились до того, что казалось – вот-вот лопнут. Реяли усы, натужно раздувались щёки, тяжело ворочался, извергая проклятия, большой рот, рот любителя выпить и задиры. Он рубил, раздавал пинки могучими ступнями, подставлял подножки, хекал, бил лезвием и наотмашь, рукоятью. Грозно взлетал в воздух двуручный полуторасаженный меч. Нападающие катились от него горохом.

– Великдень! Великдень! – летело отовсюду.

– А я вот вам… вашу бабушку, дам за неделю Великдень, за десять дней Песах, – вспомнив Иуду, прорычал Фома.

И отвесил такого пинка наёмнику в форме польских уланов (поляк нападал пешим, потеряв, очевидно, коня), что тот, падая, смёл за собой ещё человек десять.

Он терял надежду, что Христос прорвётся. Теперь нужно было как можно дольше удерживать ворота. А вдруг…

Падали вокруг друзья.

– Отступайте, хлопцы! В поле, земля им в глотку!.. Ах, ты так?! Двор-рянина, римское твоё отродье, сморчок ядовитый?! Съешь, чтоб тебя земля ела! Держи, чтоб тебя так дьяволы за что-то держали! Подавись, чтоб тобой так в голодный год твои дети давились!

Он дрался, как демон, но, отрезанный от остальных, вынужден был отступить в двери подворотной часовни.

– Сюда, Тумаш, сюда! – кричали ему со стен Вестун и Зенон.

Они также остались почти одни, но ещё держались. Фома, отбиваясь, отступал узкой колокольной клеткой. Тут было удобно, и, хоть лестницы извергали на него всё новых и новых врагов, он успел навалить их целую кучу.

Человек выдерживал. Не выдержало железо. Фома ударил и удивлённо поднял на уровень глаз длинную рукоять с обломком клинка дюймов в девять длиной. Как раз длина его огромной ладони.

– Займите вашу челюсть, ослы, – сказал он.

Жерло лестницы, как жерло грязевого вулкана, снова выдавило, выбросило в колокольную клетку вооружённых людей, меченных знаком креста. Они наступали. Фома видел среди них даже монаха-доминиканца с длинным медным пестиком.

Огляделся в отчаянии, узрел тёмный, бронзовый бок колокола с рельефными фигурками святых, высоко наверху поворотную балку и верёвку, ведущую от неё вниз, сквозь пол в нижний ярус, в помещение для звонарей.

Нужно было спасаться. Ещё не зная, что будет делать дальше, Фома подпрыгнул и всей тяжестью грузного тела повис на верёвке, полез по ней вверх.

Тяжёлая махина колокола шелохнулась юбкой чуть не над самым полом яруса. Он лез, и она шаталась чуть сильней. Внизу хохотали.

– Обезьяна. Глянь, обезьяна. А ну, сделайте ей красную задницу.

И тут у Фомы перехватило дух от внезапной радостной мысли. Добравшись до балки, он подтянулся на руках.