Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)

Между тем ворота догорали. Пунцовела раскалённая бронзовая чешуя. Створки почти обвалились. Шипел пар, на который лили воду.

– Малимончики, – невесело шутил Клеоник. – «Христо-о-с! Христо-о-с!». Если вы уж так верите, что Христос, так чего же пятки свои потрескавшиеся поджарить боитесь?

– Хватит тебе, – мрачно бросил Гиав Турай. – Надеяться – оно нужно, но волю Божью испытывать – дело последнее.

За воротами всё ещё ошалело лязгали мечи. Стража, закованная в сталь, гибла, не пуская осаждающих со стен.

– Пошли! – сказал кузнец.

Мещане с бревном двинулись прямо в пар и дым. Ударило в огонь бревно. Взвился фонтан искр. Полетели головешки и угли.

…Корнила, уже без стрелы, ворвался снова в пыточную:

– Гибнем!

– А вам за что платят? – спросил Жаба.

– Из последних сил бьёмся! Изнемогаем! – прохрипел сотник. – Скорее, вот-вот ворвутся.

– Ну вот, – сказал Лотр. – Тут дело важное, роли распределяем, а ты – не спросив, а ты – без доклада.

Корнила жадно хватал воздух.

– Так вот, пан Христос, – невозмутимо возгласил Лотр. – Одно перед тобой условие: через месяц кровь из носа, а вознесись. Чтоб восшествие на славу было.

– Я, может, и раньше.

– Э, нет! Пока не переделаешь всех дел своей Церкви – и не думай. Ты, Корнила, за ним следи. Захочет, холера, раньше вознестись – бей его, в мою голову, и тащи сюда.

– Это Бога?

Лотр покраснел:

– Ты что, выше святого Павла? – гаркнул он. – А Павел «раздирал и рвал на клочья церковь, входя в дома и таща мужчин и женщин, отдавая их в темницы».

За низким лбом сотника что-то ворочалось. Скорей всего, непомерное удивление.

– Да ну?

– Наставники наши говорят! Наместники Божьи! Исполнители Его воли! Первые проводники Церкви на земле!

– Странно…

– Именем Христа клянусь.

Сотник вытянулся:

– Слушаюсь.

– Следи. И смотри, чтоб не прельстил тебя философией и пустым искушением.

По лицу сотника было видно, что прельстить его какой бы то ни было философией невозможно.

– Эти философы имеют наглость о жизни и смерти рассуждать. А жизнь и смерть – это наше дело, церковного суда дело, сильных дело. И это нам решать, жизнь там кому или смерть, и никому больше…

Лотр обвёл глазами бродяг. Увидел Роскаша, который держался с тем же достоинством, горделиво отставив ногу.

– Значит, так, – сказал Лотр. – Ты, Богдан Роскаш, за шляхетскую упёртость твою, отныне – апостол Фома, Тумаш Неверный, иначе называемый Близнец.

Красное, как помидор, лицо «апостола Тумаша» покраснело ещё больше:

– Мало мне этого по роду моему.

– Хватит. Лявон Конавка, рыбак.

– А! – Табачные глазки недобро забегали.

– Тебя из рыбаков чуть ли не первого завербовали. Быть тебе Кифой, апостолом Петром.

Конавка почесал лысину, начинавшую просвечивать меж буйных кудрей, льстиво усмехнулся:

– А что. Я это всегда знал, что возвышусь. Я ж… незаконный сын короля Алеся. Кровь! Так первым апостолом быть – это мне семечки.

– Брат его, Явтух… Быть тебе апостолом Андреем.

Стройный «Андрей» судорожно проглотил слюну.

– Ничего, – успокоил Лотр. – Им также поначалу страшно было.

Лотр крепко забрал в свои руки дело, и Босяцкий ему не мешал. Выдвинул идею, спас всем шкуры – и достаточно. Теперь, если Ватикан окажется недоволен, можно будет сказать, что подал мысль, а дальше всё делал нунций. Если будут хватать, Лотр воленс-ноленс заступится за монаха – одной верёвкой повязаны. А заступничество Лотра много чего стоит. Могучие свояки, связи, богатство. Капеллан внутренне улыбался.

– Сила Гарнец, – продолжал Лотр.

Гаргантюа плямкнул плотоядным ртом и засопел.

– Ты Яков Зеведеев, апостол Иаков.

– Пусть.

– Они тоже рыбачили на Галилейском море.

– Интересно, какая там рыба водилась? – спросил новоявленный апостол Иаков.

Вопрос остался без ответа. Нужно было спешить. Лотр искал глазами похожего на девушку Ладыся.

– А брат твой, по женоподобству, Иоанн Зеведеев, апостол Иоанн, евангелист Иоанн.

Умствующие глаза Ладыся расширились.

– Приятно мне. Но чёткам-то меня выучили, а прочему ни-ни. И никого не успели за то время. Другие начали первые буквы, а я тут проповедовать начал. Так я даже не знаю, как «а» выглядит. Ни в голове этого у меня, ни…

Лотр улыбнулся:

– Они, рыбаки, думаешь, очень грамотные были?

– Тогда пусть, – закатились юродские глаза.

– Значит, вы – Зеведеевы, – с неуловимой иронией заключил Босяцкий.

Раввуни воздел глаза вверх.

– Ваанергес, – по-древнееврейски высказался он. – Бож-же мой!

– Правда твоя, – согласился Босяцкий. – Очень они звучны. «Сыновья грома».

Лявон Конавка – Пётр – льстиво засмеялся:

– А что? Уж кто-кто, а я это знаю. С ними в одном шалаше ночевать невозможно – такие удоды.

– Хватит, – перебил его Лотр. – Акила Киёвый.

Телепень колыхнул ржавыми волосами, добродушно усмехнулся, понял: на костёр не поведут.

– Эва… я.

– Ты с этого дня – Филипп из Вифсаиды. Апостол Филипп.

Тяжело зашевелились большие надбровные дуги.

– Запомнишь?

– Поучу пару дней – запомню. Я способный.

– Ты, Даниил Кадушкевич, служил мытарем – быть тебе, по роду занятий, евангелистом Матфеем. Апостолом Матфеем.

Сварливые, фанатичные глаза зажмурились.

– Ты, лицедей Мирон Жернокрут, отныне Варфоломей.

– Кто? – заскрипел Мирон.