Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)

– Я говорю: может быть всё. Но разве тебе самому не нужно отыскать, убедиться, знать правду, знать что-то одно?

– Нужно.

– Ну вот. И поэтому пойдём из города. Завтра же.

– Пойдём… Завтра же.

– Я пойду с тобой. Я не брошу тебя. А сейчас ложись. Я лягу с тобой.

Она притащила из угла одну шкуру и почти свалила её на пьяного. Затем разула его и накрыла другой шкурой его ноги.

– Не думай… Брось думать сейчас… Я лягу с тобой. Я не брошу тебя.

– Ложись, – тихо проговорил он. – Так будет лучше. «Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?» – сказал… Екклесиаст… Я читал… Я старался понять… Не так будет далеко от людей ночью… Я не трону тебя… Просто мне… просто я, кажется… страшенно… пьян… И мне… Ты не смейся… Мне взаправду… страшно.

«Страшно. Как маленькому, – подумала она. – А что? И правда страшно».

Он заснул, чуть коснувшись головой подушки. Спал, по-детски примостившись головой на кулак. Лицо его было во сне красивым и спокойным.

Она отыскала чистый кубок, налила в него вина и с наслаждением выпила. Теперь было можно. На сегодня она сделала своё дело.

Потом она налила ещё кубок и поставила возле шкуры. Может, придётся дать ему ночью, если начнёт хвататься за сердце и стонать… Напился, дурень.

«Словно пьяному хозяину», – подумала она и улыбнулась. Мысль эта дала ей на минуту даже какую-то радость и гордость. И она удивилась.

Потом она сбросила платье и легла под шкуру рядом с ним. Задула последнюю свечку. Навалился мрак.

За окном наконец хлынул дождь. Спорый, частый, густой. В окна и двери повеяло прохладным и приятным. И он во сне словно почувствовал это и её тепло рядом, протянул руку и положил ей на грудь.

Что ему снилось?

Она лежала на спине, чувствуя тяжесть и тепло его руки на своей груди, и это было хорошо, и – странно – совсем непривычно.

Последние мысли блуждали в её голове: «Спит как ребёнок… И вообще, дитя по мыслям… Всему поверил. На тебе: пойдём завтра… Пойдём искать любовь. Делать мне больше нечего… Как страдал!.. Щенок… А хороший щенок… Многим лучше, чем те… Жаль, что придётся его убить».

Глава 17

ИСХОД В ЮДОЛЬ СЛЁЗ

…Шли… названый Христос со своими апостолами, где их ещё не знали.

Хроника Белой Руси.

Я ухожу к отринутым селеньям.

Иду туда, где вечный страшный стон;

Я ухожу к забытым поколеньям.

Данте.

Не под покровом тьмы выходили они из города, а днём. Но их всё равно искали, чтоб убить – пусть даже и не сегодня.

Все четырнадцать были в привычных домотканых хитонах, в крепких кожаных поршнях. У всех апостолов за спинами – котомки, в руках – посохи. На шее у Иуды висел денежный ларец.

Только одна Магдалина, как и полагается, отличалась от них одеждой: даже самое скромное из её одеяний казалось богатым рядом с рубищами бродяг. Но она также собиралась идти пешком, и только мул, навьюченный котомками (его вёл за узду Роскаш), говорил о том, что она прихватила кое-что из своих вещей.

Возле Лидских ворот, высоких, из чёрного нетесаного камня, молча стоял народ. На сей раз не слышно было криков. Расставаться оказалось страшновато: уйдёт и не вернётся, а там разная сволочь и возьмёт за бока. Однажды уже так и случилось.

У самых ворот сидели на конях Лотр, Босяцкий и Григорий Гродненский. За их спинами стоял палач.

А напротив них сбились в уголке старые знакомцы: чёрный до синевы Гиав Турай, резчик Клеоник со своей чертячьей зеленщицей Фаустиной, улыбчивый Марко Турай, золоторукий Тихон Ус, дударь с вечной дудой и мрачный великан Кирик Вестун.

– Вот и идут, – сказал он. – Пожили несколько дней, а тут снова…

– Братишечка, – пропел ласковый дударь. – А Бог, право же, не выдаст. Ну что поделаешь? И повсюду нужно, чтоб добрым людям полегчало.

– Людям полегчает, – вздохнул Зенон (по этому поводу он притащился из деревни). – Как бы нам не похудшало.

Марко Турай думал. После взял Клеоника за руку:

– Глупость мы сделали, что не попробовали с ним договориться, пока здесь был.

– Пил, говорят, – заметил Вестун.

– Ну и что? А ты не пьёшь? – спросил Клеоник. – Давай, идём к нему.

Они подошли к Христу.

– А ну, Боже, отойдём малость.

Лицо Юрася было чуть бледным и мятым с похмелья. Он кивнул головой и отошёл с друзьями в сторону.

– Что вам, дети мои?

– Чтоб сразу понял, с кем говоришь, – объявил Клеоник, – знай: вот этот кузнец город поднял, когда вас в пыточную потащили.

Юрась вскинул голову.

– Браток! Что ж ты раньше не пришёл?

– А так, – опустил глаза Кирик. – Дело своё сделали. Весь город вокруг толчётся. Чего на глаза лезть?

– Вот так мы всегда, – сокрушался Христос. – Я и не знал, была ли там просто толпа, или вёл её кто-то. А теперь вот ухожу. Так и не узнал хорошего человека. Зовут как?

– Кирик Вестун.

– Запомню. Хорошую весть ты принёс, Вестун. А мне было очень одиноко в городе.

Две руки, чёрная и обычная, встретились.

– Времени мало, – молвил Вестун. – По своей воле идёшь?

– Кажется… по своей.