Хризантема

— Давайте попробуем найти магазин и спросим там кого-нибудь. Хорошо бы здесь оказался храм, тогда моя лысая голова наверняка нам пригодится.

Мисако кивнула.

— Хорошо, тогда я поеду медленно и буду смотреть направо, а вы налево…

Судя по виду домов, все они были построены из деревянных обломков, прибитых к берегу. В конце улицы Кэнсё углядел нечто вроде крошечной бакалейной лавки. Людей вокруг видно не было. Дорога кончилась, вновь сменившись рыхлой, белесой от соли землей с вкраплениями песка.

— Как холодно, — пожаловалась Мисако, поднимая воротник плаща. — И это называется май?

Кэнсё, опустив плечи, засунул руки глубоко под мышки. Подойдя к магазинчику, путешественники заглянули сквозь стеклянную дверь. Здесь, похоже, торговали всем, чем угодно. Повсюду на полках, на прилавке, на полу лежали и даже свисали с потолка разнообразные товары: продукты, напитки, сладости, игрушки, письменные принадлежности, отрезы ткани, посуда, все виды одежды и обуви.

— Вы заходите и попробуйте узнать о семье Хомма, — распорядилась Мисако, — а я пройду назад по дороге и спрошу ту девушку на берегу.

Кэнсё удивленно выпрямился.

— Какую девушку?

— Там, в начале улицы… Вы разве никого не заметили?

— Нет, ни единой души, с тех пор как мы приехали. Вы уверены, что там была девушка?

Мисако рассмеялась, глубоко засунув руки в карманы.

— Ну конечно уверена! Ну, я пошла.

— Я пойду с вами, — забеспокоился он.

— Нет, не надо, вид незнакомого мужчины может испугать ее. Ну пожалуйста, отпустите меня! Встретимся позже. Здесь не то место, где можно потеряться.

— А что, если это деревня призраков? — пошутил Кэнсё, отодвигая стеклянную дверь. — Простите, здесь есть кто-нибудь? — громко спросил он.

— Хай! — отозвался голос из-за потрескавшейся сёдзи.

Оттуда выглянула молодая женщина с пухлым младенцем на руках, жевавшая печенье. При виде посетителя она изумленно вытаращила глаза, едва не подавившись.

— Вы монах?

— Хай, бродячий монах, — улыбнулся Кэнсё, складывая ладони в молитвенном жесте, — а еще монах, который ищет семью по фамилии Хомма. Живут здесь такие?

— О да! — ответила женщина, поворачиваясь и отдавая младенца старухе, сидевшей за котацу.

Та приветливо кивнула незнакомцу, отложила недоеденный мандарин и приняла дитя на руки. Молодая женщина вышла из комнаты, ступив через порог прямо в пластиковые сандалии. На ней были темные брюки и стеганый жакет от кимоно поверх свитера. Подойдя к стеклянной двери, она ткнула пальцем направо.

— Здесь две семьи Хомма, вам какая нужна?

— Я точно не знаю… — смутился священник.

— Одна живет в третьем доме по правой стороне, а другая — в последнем по левой.

— Аригатоо годзаимас, — поклонился он с вежливой улыбкой. — Теперь я обязательно их найду, если, конечно, кто-нибудь дома. А то пока я не видел никого, кроме девушки на берегу.

— Сегодня очень холодно, так что все дома и пьют чай, не беспокойтесь, — заверила женщина и смущенно захихикала, прикрыв рот ладонью. — О, простите, я сразу не догадалась предложить… Заходите к нам, выпейте чашечку, согреетесь.

— Спасибо, вы очень добры, — снова поклонился Кэнсё. — Если не найду никого, обязательно зайду к вам.

— Постойте, я лучше сейчас вам налью, — настаивала женщина. — Заходите, мы не так часто видим у себя монахов. Моя бабушка будет рада познакомиться…

Священник, разувшись, прошел в жилую комнату и присел на высокий порог. Старушка снова с улыбкой кивнула. Кэнсё улыбнулся в ответ.

— Добрый день, бабушка.

— Хай, — кивнула она, все так же улыбаясь и качая младенца.

— Сколько вам лет, бабушка? — спросил он.

— Вы такой высокий… — захихикала она.

— Бабушка! — громко окликнула ее молодая женщина. — Святой отец спрашивает, сколько вам лет!

— Восемьдесят три. — Старушка снова захихикала.

Младенец сморщил личико и заревел. Женщина подхватила его на руки, передав монаху чашку чаю.

Кэнсё задумчиво отхлебнул чай. Восемьдесят три… всего на три года моложе Кику-сан.

— Вы всю жизнь здесь живете? — спросил он у старухи, стараясь говорить погромче.

Ответила молодая:

— Бабушка приехала в пятидесятом, когда мой отец открыл здесь магазин. Родилась она неподалеку, в горах.

— А соо… — Кэнсё вежливо улыбнулся, подумав, что пора уходить.

Мисако сразу свернула с дороги, предпочитая идти по берегу. Закинув сумочку за спину и отворачивая лицо от ветра, она пошла между домами. Песок был серый и плотный от дождя, туфли оставляли на нем цепочку следов с четким рельефным рисунком. Небо расчистилось уже во многих местах, и снопы солнечного света, словно божественные прожектора, озаряли слепящим блеском отдельные участки моря. Волны сердито били в борта рыбачьих лодок, лежащих на песке кверху дном. Мисако прошла последний дом, но на берегу уже никого не было, и, как ни странно, бамбуковых шестов тоже. Она внимательно осмотрела песок — никаких следов. Ничего.