Хроника чувств

В Южной Италии, неподалеку от Неаполя, заговорил Тарковский после того, как я получил вторую чашку чая и два блина, есть источник, известный уже с античных времен (его упоминает Овидий), Тарковский видел его сам. Добраться до него сложно, потому что источник расположен под построенной позднее христианской часовней. Саму же капеллу можно разыскать, если найти имение одного благородного семейства, в подвале этой загородной виллы обнаружить проход к еще более глубокому подвалу, где и надо долбить землю. Поскольку все расположено на склоне холма, туда пробивается дневной свет, и так можно раскрыть подход к источнику. Как только я вошел, произнес Тарковский, я почувствовал, что ход к одному из тех источников проходит совсем не глубоко, прямо под поверхностью, а эти источники связаны с подземным миром. Вот об этом ощущении, полагал он, и должен быть весь фильм.

Съемки этого места, возразил я, даже если мы задокументируем раскопки источника, никак не гарантируют, что мы получим нечто в духе Рудольфа Штайнера. Верно, ответил он, но это ощущение, если вы сможете его разделить со мной (и для этого совсем не надо ехать в Южную Италию, достаточно, если вы вот в этой комнате проникнитесь моим чувством и поддержите его), это будет сейсмографическим навигатором, по которому можно будет ориентироваться в создании образов. Переводчики, молодая русская женщина и ее друг, принадлежавшие к ближнему кругу опекунов Тарковского, недолгое время поспорили относительно перевода слова СЕЙСМОГРАФИЧЕСКИЙ. Тарковский воспользовался русским выражением, не имеющим точного соответствия в немецком языке; слова значили что-то вроде «парящий», в сочетании с резонансным возбуждением они могли значить и «thrilling», «волнующий», «con moto», а еще и «разрушительный». Тарковский прервался, спокойно слушая их разговор. В морщинах его лица отражалась высокая степень решимости. Он был настроен «надиктовать» фильм. В то же время он стремился к «сотрудничеству». Однако к сотрудничеству он не был привычен.

Тексты «Хроник Акаши» обращаются к глубокой древности. Они описывают происхождение человека, но более всего происхождение многих порывов духа, не вошедших в настоящее человечества.

Происходят ли исторические переходы катастрофически? Считать ли сильнейших представителей духа прошедшей эпохи, ставших антидухами новой эпохи, руинами, реликтами, живыми частицами, подобными вирусам, или же они как лава, оставшаяся после извержения вулкана? Откуда эмоциональное притяжение Тарковского к Тибету? Или же этот кинопроект о перепутьях и вершинах — только идея? Так же, как Рихарду Вагнеру нужен был Байрёйт как видимое доказательство успеха. Нужны ли гению экономические излишества, чтобы показать свое превосходство над посредственностью?

Оказалось, что упоминание Тарковским Тибета — результат переводческой ошибки. Речь на самом деле шла о каких-то долинах и ледниках в районе Гиндукуша. Там совсем близко — Тарковский сам там не был, но слышал об этом — «земля, на которую не ступала нога человека» и «сады невиданной красы». Сады были разбиты еще по древнейшим предписаниям Атлантиды и благодаря своей непрерывной культивированности свидетельствовали о том светиле, с которого ведут свое происхождение СОВЕРШЕННЫЕ. Если поискать, полагал Тарковский, то там можно будет найти и древние книги.

Я предлагаю для начала поехать туда без аппаратуры и проверить, так ли это на самом деле. Что же касается фильма, то мне представляется: главный герой, сильный телом и духом, землепроходец (географ). Он руководит экспедицией. Она недостаточно хорошо снаряжена, не хватило денег, ровно то же, что будет ждать и нас. Он отправился в путешествие, хотя финансирование экспедиции не включено ни в план этого, ни следующего года. Так что никаких планов. И вот вблизи пика Коммунизма путешественник обнаруживает те самые сады, девственные ледники и земли. Здесь, в берлинской квартире на Моммзен-штрассе, питаемые одними нашими ощущениями, мы видим, как выглядит нужное место.

Да, говорит Тарковский, это совершенно дикие долины, и речь идет об одной и той же реке, пронизывающей долину, однако на длинных участках она невидима. С самых высоких горных вершин спускается влага, процессия водяных молекул, из которых потом возьмут начало пограничные реки Окс и Иаксарт. Кто в эту воду окунется, ощутит прилив сил, потому что ее пронизывают эоны. Сосредоточение, спасение, способность не отчаяться во времена смуты — вот в чем смысл третьего трона, представляющего собой текущую воду, не видимую никому, говорит Тарковский.

И все это должен обнаружить совершенно аполитичный, немного упертый землепроходец, говорю я. Он находит то, чего совсем не ищет. Его упертость сродни нашей камере, требующей образов. То, что он находит на самом деле, — как волшебство оптических приборов, создавать которые голландские умельцы начали шесть веков назад, способных запечатлеть то, что скрыто от человеческого глаза. Например, 90-миллиметровый объектив Макро-килар. Хорошо, ответил Тарковский, так тому и быть.