Хроника чувств

Редактор: И это, как вам кажется, объясняет, почему всеми нами уважаемый директор приюта, доктор Муратти, был убит обитателями приюта? По-моему, это скорее скрывает причины, чем объясняет их.

Префект: Тогда предложите другое объяснение.

Редактор: Что вы планируете предпринять?

Префект: Мы не планируем, мы ждем и реагируем. Мы помощники.

Редактор: Эти события безусловно негативно скажутся на туризме. Возникнет впечатление, что в Венецию едут, чтобы тут умереть.

Префект: Разумеется, я бы попросил вас представить это иначе. Статистика показывает, что в Венеции, в ее отелях, гостиницах и пансионах, умирает никак не больше, чем в каком-нибудь другом итальянском городе. Я бы очень хотел, чтобы здесь была ясность.

Редактор: К тому же речь идет не о туристах.

Префект: Знаете, мы будем вынуждены прекратить давать информацию.

Большинство стариков в приюте Сан Лоренцо до этих событий полагали, что они люди добродушные. Теперь же потерявшие голову люди утратили веру в свое добродушие. Подстрекаемые своими кардиналами и папами, они связали двух помощниц, работавших на кухне. Кричавших девушек таскали по украшенному плитками полу бывшего зала приемов, два старика осколками стекла вскрыли связанным жертвам сонные артерии. Когда полицейские, увидевшие происходящее из соседних домов с помощью полевых биноклей, ворвались, ведя стрельбу, в помещение, 18 стариков «пали в бою», остальные забились в угол, продолжая при этом попытки атак с оружием и без него, если полицейские к ним приближались. Сопротивлявшихся забросали гранатами со слезоточивым газом, их заволокло дымом. От этого умерло еще несколько стариков, не выдержавших новых мучений. Все это сопровождалось мегафонными обращениями префекта, до последней минуты пытавшегося образумить мятежников. Несколько стариков, оставшихся в живых после смерти их предводителей, были перевезены на машинах в курортную местность в прохладных предгорьях Альп, где они скончались от резкой смены климата.

Префект: Как знать, что переживали эти старики в последние минуты?

Офицер полиции: Все было так быстро, и смертей было так много, что мы не успели ничего понять. Прежде чем мы вообще могли задать им какие-либо вопросы, они были уже мертвы.

Редактор «Газзеттино»: Буду ли я прав, если назову это одинокой смертью? Хотя их было так много, умирали они очень одиноко.

Префект: Но мы все время были вокруг них. «Одиноко» — преувеличение.

Офицер полиции: Кто знает, не представало ли перед их внутренним взором, когда они умирали таким унизительным образом, что-нибудь чрезвычайно прекрасное.

Префект:

Не могу этого исключить, но в целом, при таком множестве смертей, в этом было достаточно мало индивидуального.

Дамский специалист

I

Мингель Озманн с Желтого Антильского острова обслуживает приезжих дам за плату. Я ни в коем случае не хотел бы расстаться со своей независимостью. Я ежедневно зарабатываю ее своим потом, хотя в постели я и стараюсь, чтобы его было как можно меньше, совершая лишь столько движений, чтобы не обращать на себя внимания в этом неприятном смысле. Для меня было бы позором, если бы какая-нибудь из клиенток могла сказать: Мингель, вы вспотели. Или: Мальчик, вытрись моим полотенцем.

С утра я навещаю женщину из Бостона, массирую ее в отеле, а потом иду к своей дохлятине, бельгийке, оплатившей меня на полный день. Поэтому можно считать, что женщина из Бостона — уже левая работа. Соблюдая контракт, заключенный с бельгийкой, я иду с ней плавать, потом на пляжном лежаке держу какое-то время ее мертвую лапку в моей руке, растираю ее. При этом, наслаждаясь прелестью свободы, я ощущаю, как антильский ветер овевает мои мускулы. После обеда мне предстоит «нападать» на мою Мики, так она себя называет, в ее номере; собственно, она говорит мне: «Ты должен сначала позвонить мне, мальчик, ты же не можешь просто напасть на меня, потому что я хочу знать, когда ты придешь.» Поэтому я и говорю «нападать», я не могу не вспомнить об этом предупреждении, когда после телефонного звонка поднимаюсь с пятого этажа этого большого здания, где находится мой номер, на шестой этаж, к ней.

Я испугался до смерти, когда сегодня утром на пляже ее старческие пальцы коснулись меня, прервав мою краткую дремоту. Не трогай меня, старая кляча, воскликнул я. Она испуганно отдернула пальцы. Пока я плыл к отдаленной песчаной отмели, чтобы израсходовать энергию, как-то заполнить день, я пытался осознать ее достоинства. Мне нужен какой-нибудь конкретный пункт, на котором я мог бы сконцентрироваться. Тогда все остальное — дело настроя. Так что я стараюсь, работая на клиентку, потому что она должна получить настоящий товар согласно договору, а это не только одна физическая работа, но и внутренняя сосредоточенность на предмете моих усилий, то есть в какой-то точке я должен соприкасаться с ней и внутренне, и дать ей нечто, что она увезет с этого солнечного пляжа с собой в туманную Бельгию.