Хроника гнусных времен

Когда на этой самой кухне они пили кофе в первый, раз, она плакала, и ночь за окнами была черна, и дом был суров, нелюдим и мрачен. А сейчас – распахнутые окна, солнечный свет на плиточном полу, веселый начищенный бок медного таза, близкие голоса в саду, и кофе кажется совсем не горьким, и лета осталось еще много, и жизнь продолжается, и, может быть, все будет хорошо.

От Питера до Москвы всего семьсот километров. Он терпеть не может большие семьи. Он никогда не рассказывал девицам о своем детстве и ни с кем из них не выпивал на двоих бутылку виски на ковре перед камином.

Он поставил на стол свою кружку, подошел к Насте, которая сосредоточенно смотрела на омлет, собрал в кулак ее волосы и потянул к себе.

– У тебя здесь есть Интернет? Или придется опять в Питер ехать?

– Есть. Дозвониться сложно, но можно попробовать. А что? Тебе нужно работать?

– Я в отпуске не работаю принципиально. – Гладкие волосы у него в ладони скользили и блестели, как будто перетекали между пальцами. – Мне нужно кое-что посмотреть.

– Давай посмотрим, – согласилась она и ловко переложила омлет в коричневую плоскую тарелку. Оглянулась по сторонам и продолжила шепотом:

– Я утром ходила к дальней калитке и нашла в кустах доску. Я думаю, что тебя стукнули именно этой доской. Голова болит?

– Нет.

– Ты врешь.

– Я не вру. Тебе вовсе незачем было таскаться в кусты. Не нужно никому демонстрировать свою осведомленность и заинтересованность.

– Меня никто не видел.

– Я тоже думал, что меня никто не видит, когда сидел в кустах, – возразил Кирилл сухо, – тем не менее по голове получил. Настя, все серьезнее, чем нам кажется. Намного. И еще я думаю, что времени у нас мало.

– Что это значит?

– Тот человек теперь знает, что я за ним слежу. Он может думать, что я засек его случайно, когда курил на балконе, а может считать, что я его выследил. Он начнет действовать решительно, а мы пока не представляем себе, что это будут за действия.

Он доел омлет и налил себе еще кофе. Пожалуй, Настин кофе вполне можно пить, а не только использовать для утопления грешников.

– А Соня что?

– Ничего. Вяжет тете Александре пояс от радикулита. Про ожерелье молчит, как будто его вовсе нет. Владик острил утром, но папа велел ему заткнуться.

– Заткнуться? – переспросил Кирилл.

– Ну… не совсем заткнуться, но он сказал, чтобы Владик от нее отстал. Он и отстал.

– Насть, – спросил Кирилл, – а что за истории о том, будто бабушка отравила деда, чтобы закрутить роман с Яковом? Откуда Владик вообще это взял?

Это что, когда-то обсуждалось или кто-то вспоминал? Он же не мог просто так придумать?

– Не было никакого романа! – ответила Настя сердито. Вскочила и помешала варенье длинной деревянной ложкой. – Конечно, он все придумал! Он все время врет и выдумывает.

– Что он врет и выдумывает?

– Все! Как-то выдумал, что на работе у них была лотерея и он выиграл машину. Конечно, никакую машину он не выиграл, а все придумал.

– Зачем?

– Я не знаю! Наверное, ему это нравится. И про бабушку с Яковом он тоже все придумал. Я помню, когда мы были маленькие, бабушка рассказывала нам, какой он был герой на войне и все такое. Про деда она никогда не рассказывала. И еще она говорила про ту девочку, которая у нас жила, что мы не должны ее обижать, она нам почти что родственница и жизнь у нее очень трудная.

– Про внучку Якова?

– Ну да. Никто теперь даже не помнит, как ее звали.

– А почему у них была трудная жизнь? Разве у твоей бабушки с двумя детьми жизнь была легче?

Настя достала из пузатого буфета синее блюдце и стала снимать пенки с варенья, иногда останавливаясь и постукивая ложкой.

– Не знаю, Кирилл. Ты задаешь вопросы, которые никогда не приходили мне в голову. Она не жаловалась на жизнь. И не рассказывала никаких историй, знаешь, про блокаду, про голод, хотя она все это пережила и в блокаду потеряла всю семью. Они в Александре-Невской лавре похоронены. Прадед, прабабушка и бабушкин братик, ему всего лет десять было, когда он умер. Бабушка как-то выжила. А тетю Александру накануне войны увезла к себе в Сибирь другая прабабушка. Ей тогда годик был или около того. Она маленькая сильно болела, решили, что ей климат не подходит, и увезли. И она осталась жива. И бабушка осталась жива. Когда бабушка вышла замуж, Александра стала жить с ней и с дедом.

– Черт побери, – сказал Кирилл, – выходит, детей было не двое, а трое?

Настя печально посмотрела на него:

– Ну да.

– А почему они ссорились? Твоя бабушка и тетя Александра?

– Тетя считала, что бабушка живет как-то слишком легко. Бабушка и вправду никогда не грустила, не носила темных платков и довоенных платьев. У папы и тети Нины всегда была нянька, а бабушка ездила в Кисловодск, потом купила машину и поехала в Крым, любила одеваться, любила поесть, ничего не боялась. Она говорила, что она свою дань заплатила, больше с нее никто ничего не смеет требовать.

– В каком смысле?