Хроника посещения (сборник)

Он всегда так поступал, когда не понимал чьих-то поступков или поведения. Просто спрашивал, и человек приходил в себя, становился товарищем, с которым можно поговорить и прийти к соглашению, договориться.

Но сейчас всё получилось иначе, – навыворот.

Это Лукашев внезапно «пришёл в себя». Он вспомнил, что никогда так не поступал – не спрашивал, не приводил в чувство спокойным голосом и разумной речью. Всякий раз, увидев негодяя, спешил отойти в сторону, уступить дорогу, не связываться, не судить… потому что «себе дороже».

Вспомнил, как хитростью и обманом добился поездки в Забайкальский военный округ. Как унижался и лгал, когда его поймал китайский военный патруль. Как выломал дверь в тамбуре вагона и вывалился на ходу из поезда. Как несколько дней пробирался к Борщовочному хребту, как спасался в лошадином навозе от сторожевых собак, а в карантинную зону проник по чистой случайности: гроза повалила на сетку ограждения большое дерево, и он успел по стволу пересечь периметр до прилёта вертолёта.

Расслабленной одури больше не было. Сгорбившись, он сидел рядом с шаром, держась обеими руками за голову. Он вспоминал подробности жизни, которой не было, которой не могло быть, потому что, будь жизнь такой, он бы просто сошёл с ума.

«Там все сумасшедшие», – подумал Лукашев и горько сплюнул, ужаснувшись привычности этого поступка, который совершил впервые в жизни. А ещё до чёртиков хотелось курить. Он похлопал по карманам и достал смятую пачку сигарет.

Вынул одну и долго рассматривал, как диковинку, как невидаль. Осторожно понюхал, но закурить так и не решился. Вернул сигарету в пачку и задумался.

«Впервые? Кто из нас настоящий Лукашев? Тот, что после армии работал грузчиком на рынке, а потом сумел подняться до экспедитора супермаркета?

Или тот, кто в армии никогда не был, потому что армию распустили за двадцать лет до его рождения? Не нужна армия в мире, в котором международным языком считали русский, а космос – советским, и все знали, что советское, значит, лучшее».

– Зачем вы так? – гораздо тише спросил Лукашев. – Зачем эти фокусы с переодеванием? Зачем сигареты и память о том, чего не было?

«Это тебя не было, – ответил шар. – Твой мир – это выдумка, миф. Мечта голодных и больных, которым до зарезу нужно во что-то верить».

– Зачем? – упрямо повторил Лукашев. – Зачем это всё?

«Чтобы ты выбрал. Один из вас будет жить. Возможно, ты, со своим Артековским детством и пионерскими экскурсиями на Луну. Но тогда тебе достанется мир, в котором добра так мало, что даже в сказках оно вызывает смех и снисходительную улыбку.

Или жить будет тот, кто пришёл обменять заплёванную совесть на мир светлых идеалов. Приспособиться этому парню к миру полдня тоже будет непросто. Но это будет мир полдня! Сегодня выбираешь ты. Так получилось».

Лукашев развёл руками, – какой же это выбор? В «странном» мире, о котором поведала новая память, он будет мечтать только о смерти. А хорошие люди или погибнут, или превратятся в монстров. От безысходности он рассмеялся:

– Ты действительно полагаешь, что у меня есть выбор?

У него не было вопросов, не было сомнений. Он просто уселся удобнее и приготовился умереть.

«Я уже был счастлив, – подумал Лукашев напоследок, – теперь пусть будет счастливым кто-то другой… Надеюсь, парню в кожаной куртке улыбнётся удача. Хочу, чтобы им всем повезло».

Владимир Венгловский

Земля – Денеб

Грег Ковальски, без определенных занятий

От проклятого щебня не спасали ни ватная куртка, ни плотные камуфляжные брюки. Острые камни царапали руки и перекатывались под животом колючими ежами. Если бы не Гуталин, чёрта с два Грег полз бы сейчас на брюхе по насыпи, пересчитывая старые шпалы. Но такому хабару – грех пропадать. Гуталин его в Зону таскает – возвращает «дьявольские изделия», а Грег – обратно, если удается место приметить, где хабар закопан.

Пот заливал глаза. На зубах скрипела каменная крошка. Грег до Посещения здесь, на заводе, работал. Вот эти рельсы и укладывал. Щебень трамбуешь, а мастер Дуглас по прозвищу Хромая Собака вокруг ходит и ухмыляется. В галстуке такой, в костюмчике. Помер от воспаления легких, еще до того, как в их Слепом квартале при Посещении ахнуло. Не повезло бедняге. А Грег выжил. Даже не ослеп, как остальные. И еще пожить собирается. Вот только хабар возьмет – и поживет. Жене операцию оплатит, дочку на ноги поставит. Главное – самому сейчас на ноги не подниматься. Встанешь во весь рост – тут тебя и зажарит разрядом. Из стены трансформаторной будки, на которой лиловые огоньки вспыхивают, и долбанет. Ползали уже здесь, знаем.

Где-то недалеко Куренок лежать должен – черный обугленный след на земле. Вот ему не повезло. А мы – умные, мы в насыпь вожмемся, мордой щебень пропашем, но не поднимемся.