Хроника Рая

Было где-то уже часа три ночи. Прокофьев специально не смотрел на часы, дабы не расстраиваться. Он давно уже проснулся, а все усилия отключиться так и закончились ничем (надо будет все-таки сходить к врачу). В туалете добросовестно помочился, но чувствовал, что не опорожнил до конца свой мочевой пузырь. (В последнее время все чаще так.) Накинув халат, выполз на свой балкон. Знал, что после балкона точно уже не заснет, ну и черт с ним.

Эта ночь. Эти горы. Эта немыслимая тишина, что возможна лишь здесь, в этом лучшем, должно быть, месте мира, которое он сейчас вдруг застал в таком вот без напряжения, изначальном, само собою совпадении сути и формы, сущности и бытия. В этом сладостном равнодушии к времени.

У Прокофьева вроде бы не было, он считал, что не было у него того, что называют обычно ностальгией. И не только потому, что там по разным причинам нет уже тех, кого он любил, кто был дорог ему… Что-то кончилось там

для него. Да и в нем иссякло. Он не знает, как назвать это. Он, разумеется, оборачивался назад, оглядывался. Время от времени оглядывался. Но это было тавтологией движения, не более. Оглядывался безнаказанно – соляной столб явно не полагался ему.

Да, пройти по тем самым улочкам. И только. Люди его не замечают. Они лишь деталь пейзажа. Так получится подлиннее… Не «тоска» и не «припасть к истокам», и даже не «светлая грусть»… Просто пройти этими улицами, постоять в этом дворике. Не за слезой, и не в пользу «памяти», не «подводить итоги», не «просить прощения»… может, только за-ради «безнадежности», не маскируя ее этим всем, не камуфлируя жизнью, не разбавляя смыслом. Пусть «безнадежность» и не нуждается… и уж точно в Прокофьеве.

То, что он видит сейчас с балкона, так и не стало для него «своим». И он здесь не стал. Так даже лучше. Прокофьев из тех, кто видит , если он вне.

Свойство глаза такое. В пользу «виденья», сознавая, мягко сказать, относительность результатов… Он чуть было сейчас не подумал: «всякого виденья» – автоматизм такой. Нет, дружок, – твоего виденья, твоего. С этим вот и живи.

Было бы все-таки легче, если б вот знать, что твое банальное, бездарное страдание куда-то вливается, переплавляясь в нечто, но вряд ли…