Хроника Рая

Когда Лоттер вышел в туалет, Прокофьев узнал еще одну сторону их общей с Оливией тайны: У Марии связь с Дианкой! Когда они учились. Как сейчас? Оливия не знает. Правда, не знает! Но наверное, нет, девочки просто попробовали, это бывает, пусть и не так часто, как об этом говорят, да и мода к тому же. Вряд ли стоит придавать такое значение этому (Прокофьев еще и не успел «придать»). Все сказано было так, будто она из такта, щадя его, не говорит всей правды. Будто прямо сейчас, у него на глазах ищет некий баланс между присущей ее натуре деликатностью и столь же присущей этой самой натуре любовью к истине. Вот тебе и все ее очарование. Хочет посадить его на такие качели «было-не было», «да-нет». А он будет в мыле бегать, чтобы сесть-успеть, то на один конец, то на другой. Держит за идиота? (Так «да» или «нет»?!) Он во время свое устроил себе приключение с ними обеими. (И не устроил, в общем-то, просто так получилось.) Он как бы привык к ситуации и воспринимал Дианку с Марией настолько изолированно друг от друга, что совесть была почти что спокойна, и ему просто не приходило в голову, что там, «в долине» они могут хоть как-то пересекаться. «Какая грязь!» Нуда, чиста и невинна только эта его «ситуация». Во всяком случае, его «угрызения», его комплекс вины и прочее – все отменяется теперь. А это уже поважнее будет дурацкой ревности, непонятно, кстати, какой. (Бред, конечно же. Если б они хоть как-то общались «в долине», Мария могла бы проговориться подруге о своей с ним связи. На том бы все и закончилось. Но ведь этого нет. И не будет, значит.) Оливия наслаждалась, как изящно она перевернула этот его треугольник. Одним движением. (Блефует, мерзавка?) Вот на этом-то все эти умницы, интриганки, красавицы, как правило, и горят. На самодовольстве. Сколько бы оно ни казалось им артистичным и утонченным, самодовольство вульгарно и ставит их, пусть самых красивых и умных, в бесконечный унылый ряд (надо же, выдал тираду). Да и вряд ли было хоть что-то; сплетни со времен студенческой общаги, пустой девический треп в раздевалке ли, в душевой всплыл вдруг откуда-то. Просто нашей Оливии очень уж хочется развития тайны. И предчувствует некую власть (размечталась!). Но интрига у нее какая-то книжная, этим, кстати, она себя и выдает. Не могло быть, конечно же, бред. Пусть кое-какие слухи и ходили о Марии. Она, вообще-то, сама говорила ему про свои «эксперименты», но возможно врала. Или это он сам решил, что врала?! Что, он разве не знает, Мария с Дианкой всегда были подругами, еще со школы. Самыми близкими. И, по всему видно, давно уже надоели друг другу. Во всяком случае, Дианка не стала бы, не смогла сейчас, то есть у него за спиной… Что, он ее не знает, в самом-то деле! Если и было что, то только до Прокофьева. Блядь, куда его понесло?! Тогда как надо бы просто посмеяться, отнестись как к подростковой, девичьей графомании Оливии. Прокофьеву захотелось сказать ей какую-нибудь гадость. Но гадость должна быть как минимум остроумной. А в голову вообще ничего не пришло.

Прокофьев дал ей понять, что все это неинтересно ему. Оливия же дала понять, что только из такта прикидывается, что верит, предоставляя любезно возможность сохранить достоинство, она понимает: самолюбие, мужские амбиции и тэ дэ. Ладно бы просто «дала понять», она в самом деле почувствовала эти его «колебания», пусть он уже в себе и подавил.

Прокофьев решил усилить, ему «совершенно неинтересно». Оливия намекнула, что она может и выйти из их Договора.

«Учитывая общественное поприще и той и другой, эта их связь (если она и вправду была!) выглядит политической карикатурой» – невозмутимо сказал Прокофьев.

Оливия несколько озадачена, вдруг ему и в самом деле неинтересно. Она что-то здесь пропустила? Надо будет узнать. И, намекнув, что глагол прошедшего времени к ситуации, может быть, и не подходит (это уже дубляж, вот розанчик наш опять себя и выдал), Оливия перешла к разговору о современном искусстве, а тут и Лоттер вернулся и ужин продолжился.

Когда в туалет ушла сама Оливия, Лоттер начал о том, что добрые люди сказали ему про бумагу, что получена на Прокофьева…

– Добрые люди, это, я понимаю, Кристина?

– Я не говорил этого.

– Нет, просто в совете

других добрых людей и нет, по статусу. Как много можно узнать нового, когда кто-то выходит в туалет.

– Как ты считаешь, она действительно хочет помочь?

– Думаю, да. Я всегда замечал, что нравлюсь старым девам.

– При всем уважении к твоему обаянию, у меня подозрения, что у нее есть какая-то своя цель. Или же просто дразнит нас бескорыстно. Чем она рискует? Ну, знаем мы, пусть с ее слов даже… да мы и не выдадим ее, она в этом уверена… А так, наслажденье процессом, продление удовольствия. Не исключено, что она занималась этим еще во времена Декарта. Эта тема сняла с Лоттера остатки той неловкости из-за того, что Прокофьев «застукал» его с Оливией.

Прокофьев был тронут этими лоттеровскими «нам» и «мы», говорившимися как само собой разумеющееся.