Хроника смертельного лета

Он достал из сумки шприц, ампулу и резиновый жгут. Набрав в шприц морфин, он подошел к дивану и наклонился к Анне. Его длинные волосы упали ей на лицо.

– Я сделаю тебе укол, и ты ничего не почувствуешь. Мне, правда, жаль. Не должно было все так закончиться. Я бы никогда не обидел тебя… Кстати, твое Libertango божественно. Я так и не сказал тебе…

Он перехватил ее руку жгутом. Анна зажмурилась. И тут звонок в дверь хлестнул по нервам.

– Черт! – раздраженно проворчал он. – У тебя здесь проходной двор.

Он не стал откладывать шприц, а, держа его в руке, подошел к входной двери и посмотрел в глазок. То, что он там увидел, ему крайне не понравилось. Он вернулся к Анне. В ее заплаканных глазах вновь плескалась безумная надежда. Она лихорадочно всхлипывала и тяжело дышала.

– Так вот кого ты ждала, – с пренебрежением произнес он. – Он пришел. Только поздно. Я не дам тебе совершить эту жуткую ошибку. Я не позволю причинить Антону такую боль. Пусть уж лучше он получит тебя мертвую, чем потеряет навсегда. Он этого не заслужил. А теперь – не смей закрывать глаза! Я хочу, чтобы последний, кого ты видела в жизни, был я.

«Spargi in terra quella pace, che regnar tu fai nel ciel[79]». Звучала Casta Diva – моленье к Целомудренной деве о мире и покое… Будет тебе мир и покой, заблудшая душа…

И он, не колеблясь, вонзил иглу в вену на ее левой руке…

Все равно, последний акт оказался скомканным… В дверь то звонили, то стучали с силой, достойной лучшего применения. Все пришлось делать второпях. Несколько раз он подходил к двери и со все растущей яростью видел там Мигеля, который и не собирался уходить. А время начинало поджимать. Поэтому, наскоро сполоснув с себя ее кровь, он открыл окно, подхватил вещи и, словно ящерица, ловко сполз по стволу клена. Подоконник он протер прямо перед тем, как скользнуть вниз.

Слава богу, в такую жару никого не удивляет обнаженный по пояс мужчина, бредущий по улице. Он бросил испачканную рубашку в багажник машины, поставил туда же сумку, надел чистую футболку и отправился на встречу с другом – Антоном Ланским. Его переполняло чувство исполненного долга.

– Он не станет терзать ее, – с надеждой произнес Зубов. – Мы знаем, что он в нее влюблен.

– Это ни о чем не говорит, – хмыкнул Алексеев. – Маньяк – он и есть маньяк. Короче, так – срочно участкового сюда. Чтоб через пять минут был здесь. Вот наш психиатр, – кивнул он в сторону молодой женщины в строгом костюме, скромно стоявшей чуть поодаль от группы оперативников. – Троицкая Вера Кирилловна. Наш спец по маньякам. На ее счету – пять маньяков, которых удалось убедить сдаться.

– И пятнадцать, которых не удалось убедить, – саркастически усмехнулась женщина, – из них только шестерых сумели взять живыми.

– Впечатляющая статистика, – проворчал Зубов. А Виктор заявил мрачно: – Да, впечатляющая. Да только он – не маньяк.

– Как это? – удивилась Троицкая. – У него же серия.

– Нет, – отрезал майор, – сначала Рыков действительно пытался косить под маньяка, но потом забил. Он, конечно, патологически жестокий тип, но не маньяк…

Троицкая отрешенно ковыряла носком изящной лодочки землю. Она заговорила вновь спустя несколько мгновений.

– Судя по всему, мы имеем дело с психастеническим типом психопатии в стадии патологического развития, – изрекла она, – если это вам о чем-то говорит…

– Ни о чем, – устало пробормотал Глинский, – а что это такое?..

– Курс судебной психиатрии мы отложим на потом, – нетерпеливо вмешался Алексеев. – Вера, чего ждать от этого психа? Куда он мог направиться вместо этой дачи?

– Думаю, изначально он все же ехал сюда, но потом его что-то спугнуло. Скорее всего понял, что прежде всего его будут искать здесь. Не забывайте о высоком интеллектуальном уровне убийцы – такие люди просчитывают все на много ходов вперед.

– Ну, мы тоже не дураки, – буркнул Алексеев. – А вот и участковый!

– Старший лейтенант Ковалев, – отрекомендовался молодой парень в форме.

– Мне нужно знать, кто живет в ближайших домах, – сказал Алексеев, – и быстро!

– Здесь простые люди не живут, – ухмыльнулся старлей, – все сплошь или шишки, или знаменитости. Вон там, – он кивнул за высокий каменный забор, такой высокий, что за ним ничего, кроме корабельных сосен, не было видно, – депутат городской думы.

– Постоянно? – хмуро поинтересовался майор.

– Да, постоянно, глава семейства приезжает вечером. В доме – под завязку охраны и сигнализации.

– Отпадает, – Алексеев покачал головой.

– Вниз по улице – писательница детективов. Там полный дом прислуги и три собаки – ирландские волкодавы. Сейчас писательница где-то за границей, но прислуга и собаки – все на месте.

– Тоже мимо, – сказал Алексеев, – пустующие дома есть?

– Да нет, откуда? Здесь такие цены на недвижимость, что навряд ли кто-то угробит кучу денег и потом оставит дом стоять пустым.

– Допустим. А там кто живет? – Алексеев кивнул на другую сторону улицы. За металлической витой оградой виднелся двухэтажный кирпичный дом.

– Это дача композитора Соловьева, – пояснил старлей.

– Так он вроде умер, – удивился Глинский, – точно помню, пару лет назад.