– Послушайте, – Глинскому стало не по себе – он не выносил женских слез. – Возьмите себя в руки. Вам неловко, но…
– Мне не неловко, – мотнула она головой. – Мне больно. Поймите, больше нет сил. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – она всхлипнула.
– Он избил вас? – Глинский протянул ей бумажный платок.
– Нет, – Катрин вытерла нос. – Я упала. Поскользнулась в ванной.
– Вы в этом уверены? Точно помните? – с сарказмом поинтересовался Зубов. – Значит – упали… Ладно, дело ваше. Но пару деталей мне хотелось бы уточнить, – В груди закипал гнев на ее упрямство, а точнее – упертость. Ну как можно быть такой безрассудной дурой? Неужели эта женщина не понимает, что потакает изуверству и варварству? Но как ее заставить? Может, надавить пожестче? – Предупреждаю, мой вопрос опять покажется вам бестактным.
– Спрашивайте, – подняла голову Катрин.
– Вы всю ночь провели с Андреем Орловым?
Катрин, уткнувшись в платок, глухо проговорила:
– Я похожа на женщину, способную пойти еще к кому-нибудь?
– Екатерина Дмитриевна, вы действительно не осознаете смысла моего вопроса? – Зубов повысил голос. – Меня интересует алиби вашего любовника. Он находился с вами всю ночь?
– Да, – твердо ответила Катрин. – Остаток ночи он провел со мной.
– И никуда не отлучался? В туалет, например? – предположил Глинский.
– Туалет и душ находятся в спальне, то есть, в ванной комнате, примыкающей к спальне.
– Орлов мог выйти, пока вы спали, – осторожно предположил Глинский.
Катрин какое-то время не отвечала, а потом подняла усталое лицо.
– Дело в том… – она запнулась, но потом продолжила, – я чутко сплю. Я бы проснулась, если б он встал с кровати и вышел…
Она опять уперлась взглядом в некую точку в углу.
Зубов прикидывал, как задать следующий вопрос, чтобы по возможности избежать истеричной реакции, но, вместе с тем, попробовать достучаться до этой красивой женщины сквозь невидимую преграду ее хрупкой психики. Ну, как-то так…
– Екатерина Дмитриевна, прошу вас прокомментировать вот это, – он положил перед нею листок с французской фразой.
– Вы владеете французским? – спросил он. – Вы знаете, что здесь написано?
Катрин смотрела на листок бумаги, словно на гранату с выдернутой чекой.
– Язык проглотили?..
– Я знаю, что здесь написано, – вяло ответила она. – Но прокомментировать, как вы выразились, не могу…
– То есть как? – удивился Глинский. – У вас эти слова никаких мыслей не вызывают?
– Никаких, – равнодушно отозвалась она. – А какие мысли может вызывать этот бредовый набор слов? При чем тут я?
– А разве это не о вас? – удивился Глинский.
– Нет, не обо мне, – ответила Катрин с вызовом. – С чего вы взяли? Не надо обо мне помнить. Лучше б обо мне все забыли…
Зубов сосчитал про себя до десяти, чтобы постараться унять гнев: «Ну ладно, черт бы тебя подрал! Забыли – так забыли».
– Кто разбил стакан на кухне?
– Я разбила.
– Стакан был пуст?
– Не помню. Там могли быть остатки мартини. Я пила мартини до того, как вернулся Андрей.
– Что еще стояло на столе, кроме этого стакана?
Катрин наморщила лоб:
– Бутылка, ну да, стакан – не помню, допила я его или нет… Серебряное ведерко со льдом, такое, – она сделала неопределенный жест.
– Все это осталось на столе, когда вы ушли с кухни?
– Ушла… – передернула Катрин плечами. – Да, когда я покидала кухню, мне было не до уборки.
– А господин Орлов пил что-нибудь, когда вернулся?
Катрин кивнула:
– Да, пил, тоже мартини, по-моему…
– А из чего? Он взял бокал?
– Кажется, он пил из моего бокала. Сначала. А потом, когда тот стакан разбился, достал новый, из бара.
– Ясно. Расскажите, Екатерина Дмитриевна, про сегодняшнее утро. Во сколько вы вышли из спальни?
– Андрей вышел около одиннадцати, а я осталась, – ответила Катрин, на секунду представив себе, каким безмятежным и счастливым могло бы стать утро этого дня. Ее сердце сжалось от обиды и сожаления.
– Перед этим к нам заглянула Анна, – пояснила она. – Сказала, что завтрак готов.
– Она удивилась, застав Орлова вместе с вами? Она же не знала, что он вернулся?
– Нет, – грустно ответила Катрин. – Она совсем не удивилась. Ну, почти не удивилась. Да, верно… Теперь мне ясно, что она восприняла это как должное. Хотя в нашей компании давно никто и ничему не удивляется в отношении меня и Андрея.
– Екатерина Дмитриевна, а вы знали эту девушку – Полину Стрельникову? – спросил Зубов. – Вы с ней не встречались раньше?
– Нет, – покачала головой Катрин. – В первый раз видела. Лучше б не видела.
Она закрыла ладонью рот.
– Зачем, – ее голос стал жалобным и детским. – Ну зачем он ее привел? Ведь если б не она – все бы сейчас было хорошо! Уж не говоря о том, что она сама была б жива, моя жизнь не превратилась бы в кошмар, которому не видно конца!
– Снимите очки, – потребовал Зубов. – Мы еще не видели вашего лица.
Катрин неохотно подняла очки на лоб. Глинский мгновенно утонул в бездонных темных глазах, и даже кровоподтек в пол-лица и ссадины не помешали ему оценить благородство ее черт. Майору же страстно хотелось задать ей вопрос о следе от укуса на плече Орлова, но ее лицо выражало такое страдание, что у него не повернулся язык.