Хроника смертельного лета

…Как только Катрин стало чуть лучше, Сергей перевез ее в Москву и положил в Склиф, под свое неусыпное наблюдение. К ней никого, кроме Булгакова и матери, не пускали – она сама попросила об этом. Он сидел около ее кровати часами и пытался развлекать пустячными разговорами из серии «Мои домашние животные» и «Как я провел лето», игнорируя тщетность своих усилий – она молчала, либо неподвижно глядя в потолок, либо отвернувшись к стене. Наконец, он решил заставить ее говорить. Больше тянуть было нельзя – она все глубже погружалась в пучину депрессии, и все могло кончиться очень плохо.

Однажды утром, после обхода, когда его дежурство закончилось, и он мог располагать временем, как хотел, он встал перед кроватью, на которой скрючилась Катрин, жалкая и исхудавшая.

– Катрин, сегодня мы поговорим.

Она отвернулась.

– Не надо, Сережа, – прошелестела она, – не мучай меня.

– Послушай, – твердо заявил он, – Я не бесчувственный чурбан! Травма, полученная тобой, требует времени, но…

– Ты не понимаешь, – прошептала она, тупо глядя в стену, – и никогда не поймешь. И лучше тебе не приходить сюда и забыть обо мне. Найди себе хорошую чистую девушку. Какой была Алена.

– Нет, – отрезал он, – на сей раз я сам буду решать, что лучше. И я не хочу потерять тебя. Ты слишком дорого мне досталась.

Катрин тупо глядела на стену, выкрашенную голубой больничной краской.

– Такая, как я тебе досталась, я не могу быть с тобой.

– Так не пойдет, – отрезал Булгаков. – Я тебя люблю. Неужели ты до сих пор не поняла? Хотя, – его голос стал жестким, – если я по-прежнему тебе не нужен…

Катрин сжала перевязанные руки, – Да ты хоть осознаешь до конца, что со мной случилось?..

– Осознаю, – Булгаков старался говорить спокойно, но каждое слово, которое он выталкивал из себя, давалось ему с большим трудом. – Он украл тебя, накачал наркотой и изнасиловал – что ты могла сделать? Это не твоя вина, а моя.

– Почему ты так говоришь? – ее бескровные губы чуть изломились. – Твоей вины в том нет. Просто… так сложилось. Ах, все равно. Забудь.

Булгаков встал со стула и отошел к окну. Он должен ответить максимально честно, иначе она никогда не будет ему верить.

– Я никогда не смогу этого забыть. Я изнываю от мысли, что меня не было рядом, и я не мог защитить тебя. Я схожу с ума оттого, что к тебе прикасались его руки, и я допустил это! Я сделал то, что смог – убил. С этим мне жить. И надо поставить на этом точку.

– Я не смогу, – прошептала она. – Как мне спать – я закрываю глаза, и мне снится этот зверь, и он во мне. Наяву мне кажется, сейчас откроется дверь и он войдет, и снова будет мучить меня. Как мне с этим жить?! – закричала она и разрыдалась.

Он опустился перед кроватью на колени, и прижался губами к ее руке.

– Ты жива, – повторял он. – Это главное. Надо жить дальше.

Ему стоило много терпения и труда, чтобы она перестала думать и говорить о Рыкове ежедневно и ежечасно. Начиная с того дня, как Катрин выписали из больницы, Сергей приходил к ней домой в семь утра и вытаскивал на пробежку. Он изматывал ее полуторачасовым джоггингом, а затем готовил завтрак – овсянку и свежевыжатый сок. Потом и вовсе переселился к ней. И спустя месяц он увидел улыбку на ее порозовевшем лице – впервые за долгое время. Катрин подтянулась и окрепла. Сергей старался не упоминать ни одного имени, хоть как-то причастного к той трагической истории. И Катрин стала успокаиваться. Не забывать, но успокаиваться, все реже и реже кричать во сне, покрываясь липким потом…

Когда Сергей вспоминал те дни, ему казалось, что он пытался выбраться из зловонного болота – на самом деле, он вытаскивал не только Катрин, но и самого себя. Потребность смыть омерзительную грязь не только с любимой женщины, но и с собственной души, испоганенной смертельной ненавистью и убийством, была столь невыносима, что иногда он, задыхаясь, просыпался ночью. Булгаков прислушивался к звукам в соседней комнате и боролся с острым желанием разбудить Катрин и излить на нее терзавшую его боль. Рассказать о том страшном ощущении, когда под его пальцами хрустнули человеческие кости – и он отнял жизнь. Он, для которого бороться за жизнь человека было так же естественно, как дышать… Булгаков тоже не спал ночами, терзаемый страшными воспоминаниями.

Сейчас он вполне счастлив. А может – это всего лишь иллюзия счастья? Слава Богу – они уезжают.

– И что ты собираешься делать? – холодно поинтересовался Булгаков.

– Пока что объявили его во всероссийский розыск и предупредили все контрольно-пропускные пункты на границе.

– А Александра?

– Александра, – пробормотал Виктор, – Большая проблема. Я пытался отослать ее в Тбилиси, к нашим родственникам, но она отказалась наотрез, хочет быть поближе к маме… Я, конечно, принял меры. А там посмотрим. Ты меня слушаешь?