– Что с тобой? – спросил Булгаков. Катрин лишь закусила нижнюю губу до крови – словно старалась сдержать крик боли.
– Да отвечай же, черт побери! – рассвирепел он, чувствуя, как холодеет в груди.
– Он так долго расстегивал ее на мне, – прошелестела она. – Так бесконечно долго, словно нарочно…
– Что? – лицо Булгакова потемнело. – Ты о ком говоришь?
– Пуговицы такие маленькие, – прошептала она. – Плохо расстегиваются…
Тут Сергей почувствовал, что она дрожит – мелко-мелко. Он схватил плед, лежавший на спинке дивана, и, набросив Катрин на плечи, стал укутывать ее. Но она стала вырываться из его рук с криком: «Пусти меня… пусти… Не смей… не надо… пощади…». И уже спустя мгновение она билась в такой истерике, что, даже прижав Катрин всем весом к дивану, Булгаков с трудом ее удерживал. «Милая, родная, успокойся, это же я – Серж». Но она не слышала его, не видела ничего вокруг – старые призраки обступили ее, обволакивая воспоминаниями так же, как шелк рубашки обволакивал ее тело.
Наконец она стала затихать, и Сергей опрометью бросился на кухню, к холодильнику, распахнул его и стал перебирать в аптечном отсеке какие-то ампулы, роняя их на пол, пока не нашел то, что искал – успокоительное. Целый ворох шприцов лежал в одном из кухонных шкафов… И когда он вернулся в гостиную, на ходу набирая в шприц бесцветную жидкость, она все еще содрогалась в рыданиях, разметавшись по подушке. Введя ей лекарство, он стал ждать, пока Катрин успокоится окончательно. Наконец, дыхание ее стало ровным, а взгляд чуть прояснился.
– Серж? – прошептала она, наконец узнав его. – Когда ты пришел?
– Только что. Что случилось?
– Я не знаю, – пробормотала она, вновь закрывая глаза. – Спать хочу.
– Подожди, – он приподнял ее и усадил. – Отвечай немедленно, что произошло?
Катрин клонило в сон, и она все норовила опустить голову ему на плечо, но Сергей крепко держал ее и встряхивал время от времени.
– Катрин, – он обхватил ладонями лицо жены. – Катрин, смотри на меня!
Она подняла уже вконец отяжелевшие веки и попыталась сосредоточиться. – Еще раз спрашиваю – что случилось? – услышала она почти сквозь сон.
– Ты разве не видишь? – прошептала она. – Ты разве не видишь?
– Не вижу – что? – резко спросил он.
– Когда я проснулась там, в Репино… На мне была его рубашка.
– Чья рубашка?! Ты о ком?
– Рубашка Рыкова. Не знаю, зачем он на меня ее надел. Шелковая. Синяя. Вот эта самая.
– Что?! – Булгакову почудилось – она бредит. – Где ты ее взяла?!
Катрин немного скосила глаза в сторону и повела бровями.
– Вон конверт… сегодня принесли.
Тут он наконец заметил валявшийся на полу желтый пакет. Сергей отпустил Катрин, и она с облегчением натянула на себя плед, закрывшись с головой. Он поднял пакет с пола.
– На кой черт ты ее на себя нацепила? – в недоумении спросил он.
– Я не знаю… – она уже почти спала. – Я не помню…
Он стянул рубашку со спящей жены и, вновь укутав ее пледом, ушел на кухню, прихватив собой и конверт. Там он разложил свои трофеи на столе, достал из ящика лупу и начал тщательно их изучать. Сначала конверт.
«Так… Отправлено из Парижа вчера вечером. Курьерская доставка Chronopost».
К конверту приложен белый листок – бланк возврата. «Вот бы вернуть эту дрянь отправителю, – злобно подумал Сергей. – Да еще в глотку ему сей подарочек затолкать, чтобы подавился…»
Он перевел взгляд на рубашку, расправленную на столе. На черной подворотничковой этикеткой – строгая серебристая надпись «Corneliani»… Сделано в Италии. Судя по длине – на весьма высокого мужчину. Красивая рубашка. «Вполне в стиле Рыкова, – мелькнуло в голове. – Вот сволочь. А это что?» На шелке выделялись уродливые заскорузлые пятна, почти черные на темно-синем фоне. «Кровь?»
Булгаков постоял в задумчивости, потом снова открыл холодильник, достал флакон. Набрав в пипетку немного жидкости, он осторожно капнул пару раз на одно из пятен – на правом рукаве. Жидкость мгновенно вспенилась и даже зашипела.
Сергей сел рядом со столом, опустив голову на руки, и задумался… Если это – та самая рубашка, о которой говорит Катрин, то каким образом она оказалась здесь, в Лондоне? Репино… Он сам уехал оттуда вместе с Катрин в милицейской машине, которая увезла их на Васильевский остров, в больницу. Опера́ остались в коттедже, и Глинский вместе с ними – значит, он должен знать, куда делась та чертова рубашка. Сергей взял телефон и набрал номер Виктора. Тот оказался на выезде и коротко пообещал перезвонить. И действительно, перезвонил спустя час.
– Где вещи этой сволочи? – спросил Булгаков.
– Какие конкретно вещи, и какой конкретно сволочи? – устало поинтересовался Глинский.
– Майор, не прикидывайся кретином, – рявкнул Сергей. – Рыковские вещи. Которые были на нем или с ним в Репино. Куда их дели после его ареста?
– Зачем тебе? – сухо ответил Виктор вопросом.
– Ты думаешь, из пустого любопытства спрашиваю? – желчно отозвался Сергей.
Виктор помолчал, потом нехотя ответил:
– Питерские все изъяли и передали нам по описи. Мы, естественно, увезли их в Москву.
– Среди его барахла была синяя рубашка? – затаил дыхание Сергей.